МЕРТВАЯ ЖИЗНЬ

ГЛАВА 27

Огромные хлопья снега пропадали в осенних лужах, как бы теряя сознание. Так целый день беженцы шли по дороге. Головы уставших людей кружил беспомощный снег. Он как в панике везде появлялся, чтобы растаять в голодных лужах. Дорога все время упрямо оказывалась впереди,поджидая усталость липкой скольз�кой землей. Мокрая, как и одежда, земля притягивала сном. Человек смотрел на белый нарядный снег, превращающийся в грязную лужу на дороге, разбитой снарядами. Ему казалось, что он уже прошел для себя этот путь. И уже не кажутся странными голодные бледные дети, с игрушками в руках, с которыми они не расстаются не для того, чтобы играть, а чтобы помнить дом и знать, что дом еще будет, В детстве помнишь не мысли и слова, а вещи. Ненужные вещи оставались на краю дороги как верстовые столбы. Неохотнее всего с вещами расставались дети.

И уже не было странным есть рядом с женщиной, которой нечем накормить детей. Медленным размеренным шагом люди бежали от снарядов и голода, от разбитых стекол и горящих домов. От пронзившего вначале и приучившего к себе близкой смертью слова - война.

ГЛАВА 28

Молодая девушка шла по набережной. Ее спутник, склонив немного голову читал негромко стихи:

Даль завещана чужой мечтой

Листья сыпятся тревожно

И опять зима, чтобы думать

Осторожно.

Чтобы не сойти с ума

Среди зова и огня

Строчек встреченных

У моря, где глаза

Привыкли вдаль

Каждый день смотреть с печалью.

Волны, если забирали,

Все когда-нибудь вернут.

Или мысли отпугнут.

Девушка смотрела на холодную приготовившуюся застыть речку, на дома на ее берегу и пыталась разглядеть, что-то большое, летящее с верхнего этажа. Внезапная догадка застави�ла ее резко отвернуться.

Стихи продолжали рождаться его мягким дыханием в легком морозном воздухе. Уже целый месяц стихи. Квартира, где они жили, полна чужих людей. Утром голоса оживают с такой силой, что невозможно ни о чем думать и становится страшно. И только вечер с усталостью приносит примирение в затихающих голосах. Он возвращается и читает стихи. Кто-то отчаянно стучит в стену. Иногда она тихо плачет. Он смотрит на нее каким-то огромным взглядом и продолжает читать тихо и жадно, как костер. Ей стало незачем выходить на улицу. Привычные голоса людей звучат на улице реже, короче, чем в квартире. Ей кажется, что суть бесконечности в тишине. И после улиц, уходящих в мир и приходящих со всего мира, по которым люди ходят пусть и часто, но никогда не доходят до конца, после свободы выбро�шенного листа бумаги, перелетающего с места на место, ей бессмысленым казалась квартира чужих. Их центром был обед, это он вылавливал их голоса и собирал вместе. И не было проблем, отменивших обед. Обед сам был проблема. Даже чья-то смерть собирала всех за едой.

И вот теперь она посажена в клетку скрипучих голосов и проблем таких частых и мелких, как морской песок рядом с лавиной жизни. Художник подарил ей последнюю свою недоро-дившуюся, как он сказал, картину.

Она иногда сидела тихо без движения и смотрела на натюрморт. Ей казалось, она нашла брата, который тоже не свершился, как задумал, илизадумал что-то не так. И яблоки, они не расцвели или уже завяли. Ей казалось, что тоже не родившись, она стремительно движется к смерти. И в этом промежутке жизни шарманка будет играть лишь одну мелодию.

Скомкав бумагу в руке, она, не дослушав его стихов, бросила ему этот клочок обжигающей войны. В этом году он провалился в литературный институт. Он знал, что будет повес�тка, но не знал, что будет война. Его стихи рассыпались в памяти, как круглые черные ягоды смородины на дне огромной корзины. Ей показалось, что он умрет, и стало его жалко. Она быстро подошла и поцеловала его в холодный висок.

Он лежал на изгрызанном войной асфальте. Боли он не чувствовал, но не мог пошевелиться. Хотя, если он останется среди улицы, его затопчут бегущие люди и танки. Он с завистью смотрел на сугроб, прислонившийся к стене дома. Вдруг над ним наклонился человек. Он узнал его. Человек яростно шевелил губами, но слышно ничего не было, как в немом кино. Падал огромный театральный снег, и от этого ему показалось, что все это придумано и происходит на сцене, и что он встанет, подойдет наконец к стене, чтобы его не задевали люди, хотя невозможно шевельнуться от усталости.

Падает огромный снег и неторопливо тает на щеках. А вот моря больше не будет.

Волны если забирали Все когда-нибудь вернут. Или мысли отпугнут,

Он увидел, как хрустнул сугроб, и стена с забитыми окнами сама придвинулась к нему и остановила жизнь окончательной точкой недописанных стихов.

продолжение