МЕРТВАЯ ЖИЗНЬ

ГЛАВА 31

Фома торопился, открывалась выставка его приятеля на Крымском валу, и он хотел приехать пораньше и посмотреть, что продают художники на улице. Денег у него совсем не осталось, а вся зима была еще впереди. Весной люди выбираются на дачи, становятся красивыми среди цветов и шумных листьев. Они ждут гостей на чай и рады художнику, сидящему молчаливо в кресле по вечерам, а днем рисующего их цветы, их дом, их речку и жен. А зимой в людях обостряются инстинкты выживания. Они много работают, забыв о лете, ленивом времени, наполненном жужжаｭнием и сладким вкусом ягод.

Картин продавалось немного, среди снега они были больｭными, и стыдились своей яркости, ничего почти не выражая, кроме этой какой-то лишней среди белого недавно выпавшего снега неловкости.

Разговор знакомых суетливо начинаясь вечным ｫкак живешьｻ заканчивался безнадежным ｫдо скорогоｻ. И пройдут быстрые, как будто спресованные годы,они встретятся снова.живущие порознь, среди непризнающих их, удивительно похожие своим одиночестｭвом люди. Они встретятся и снова расстанутся быстро, как бы торопясь назад к своей боли, бессоннице и вечной беспечности.

На ярком свету улицы Фоме показалось, что люди разброｭсаны по снегу огромными пятнами растущих среди белизны зерен. Или гудящим гигантским муравейником, где каждому дана своя роль от рождения. Хотя лидеров, часто выбранных случайно, даже кормят иначе, даже муравьи. И где бог муравейｭника. Сам муравейник, целиком как единый организм, он наделен интеллектом, способным обеспечить его существование, по крайней мере в стандартной ситуации. И проползающий килоｭметры труженик-муравей вернется с добычей в свой муравейник, как будто кто-то дернул его, привязанного за ниточку.

В неловком полном людьми повороте метро Фома узнал Ребекку. Ее лицо было по-прежнему без признака времени. И здесь, среди вечного тяжелого топота, глаза ее кричали от невыносимой боли, метаясь между людьми и лицами.

Фома подошел к ней и повел с собой. Кто-то вцепился в его рукав

-  Дай денег, тревожно, с нарастающим воем в усталом
голосе, - повисла на его руке старуха.

-  Нет денег, я знаю давно эту женщину, - ответил он. И
старуха, зацепившись голосом за другого, как-то вдруг пропала.

Они шли по улице, которые, казалось, опустели и только редкие вороны с веселой иронией предавались случайной жизни.

Фома говорил много о себе. Она сказала, что бросила свой дом, потому что Маша, дочка ее, чуть не погибла там. Что она найдет ее завтра, что кто-то уже Машу видел.

Фома был на кухне, когда Ребекка, волнуясь, подошла и спросила, как будто ждала, что ей не разрешат, позволения подойти к окну.

Фома беспомощно улыбнулся.

-  Хотите увидеть Машу, - сказала она и подошла к открыｭтому окну. И мгновенно взлетела на подоконник и рухнула вниз, спиной к бездне, как будто ложась в постель. Лицо ее еще мгновенье смотрело на Фому. И ему показалось: она улыбается.

Когда он подбежал к ней на улице около нее уже были люди, они
смотрели на распахнутое окно.

-  Это его квартира там наверху, они пришли туда полчаса
назад, - сказал уже знакомый Фоме голос соседки с первого этажа.

Он был в камере. И маленькое окошко было под самым потолком. Он не чувствовал, сколько прошло времени.

Несколько раз его водили на допросы, потом перевели в другую камеру. Окно там было больше, приплюснутое сильной решеткой, но свет, уставая к обеду, утром был яркий, и Фома мог видеть, что жив.

Потом был суд, и пришел незнакомый человек, который знал Ребекку. Он сказал, что она не могла жить в доме и бродила, ища дочь.

-  Почему же она не могла жить дома? - сросил судья.

-  Она, - сказал человек, волнуясь так сильно, как будто ее
еще можно было спасти, - несколько раз хотела выброситься из
окна в моем доме. Я любил ее, но она всегда приходила, чтобы
выброситься из окна.

Он еще что-то говорил, а Фома видел ее лицо и легкую, как во сне улыбку на нем.

На улице человек обогнал Фому.

- Вы любили ее, - спросил он.

- Любить боль? - подумал Фома.

Я не мог шевельнуться при ней, - ответил он.

Они расстались.

Фома побрел, не зная, что делать. Ему казалось, что ничего нет, что все придумано и разрушится в любую минуту, даже сухожилиями разбросанный по городу асфальт.

И вот опять метро - эта близкая к смерти дорога. И на ней повороты, повороты. Та же старуха стояла теперь около мальчиｭка, он протягивал людям маленькие руки. На одной не было пальцев.

Фома схватил его и побежал к поезду.

-  Деньги, - вопила старуха во все горло.

За ним бежал милиционер.

-  Пусть заплатит деньги, - кричала старуха.

Фома вскочил в поезд. Мальчик молчал. Фома спрятал его руки в свои, чтобы их не узнали.

-�Пойдешь со мной, - сказал он мальчику.

Мальчик не удивился. Он прислонил голову к его груди и заснул.

Дома Фома накормил мальчика и уложил спать.

Он сел рисовать и так волновался, как будто еще не жил до этого и даже не умел дышать. Так он оказался вначале жизни с измученным ребенком на руках.

Он сидел около опять белого холста и рисовал Землю, начиная с морской, белой как холст, пены.