Рафаэль Левчин

о нём

2 стихотворения из книги

Рафаэль Левчин. "Вода Огонь" НЛО, 1992

библиография

Рассказ из книги:

Рафаэль Левчин, Артур Тамразов. "Сумерки предателей". Киев, 1988

 

                     Я был игрушкой, заводным Орфеем,

                     несбывшегося хора корифеем,

                     бормочущим строку "Упанишад".

                     Душ-лепестков теплился еле-лепет,

                     свечей погашенных, вдвойне нелепых.

                     Я помнил только предыдущий шаг.

                     И в шорохе, как свет, клубившем плечи,

                     Аристофан шагал ко мне навстречу.

                     Его сопровождал слепой конвой.

                     Вождь вакханалий с мыслями аскета,

                     полу-Шекспир эпохи нерасцвета,

                     эпохи тюрьм и превентивных войн,

                     он постарел. И мертвые стареют.

                     А так как нету в лимбе брадобреев,

                     он наступал на седину свою.

                     Он путал Фидия и Эврипида

                     и только помнил, как злащеный идол

                     переступил Афины, как скамью.

                     Он, приближаясь, съежился и сжался,

                     и на плече его уселась жаба.

                     И это был уже Тулуз-Лотрек.

                     И что-то он мне объяснить пытался...

                     Но в разговор по-прежнему вплетался

                     шум Леты и других подземных рек.

   
 

                     Спи, мученик, плыви, не будет ничего ещё.

                     Двурогая, тьма поднялась повыше,

                     Сады опять застыли тенью воющей,

                     и тронный шёпот брачных трав не слышен

 

                     От Фулы вязкий воздух возвращается,

                     слепой корабль крутя и обтекая.

                     Не уходи. Ты знаешь, всё прощается

                     и даже больше. Так сказал и канул.

 

                     Спи, тяжесть сна. День нежный и отточенный,

                     и нестерпимей, чем победа плоти.

                     Не открывай  — увидишь ли воочию

                     пустыню серой горлицей на взлёте.

 

                     Парча и хна, их чад и состояние...

                     А наяву — трехногой табуретки

                     наощупь не найти, и подаяние — лишь

                     сон, все та же тяжесть сонной клетки.

 

 
   
 

С КЕМ ОСТАНЕШЬСЯ ДРУЖИТЬ?

 

щё не открыв дверь, я знаю, что за ней стоит мой друг.

 Ясновидение тут ни при чём­  — просто мой друг, направляясь к моей комнате, на весь Дом запе­вает нашу с ним с детства любимую песенку. Слова в ней, при­знаться, не вполне понятны; вернее, не слова даже, а сочетания их. Как будто слегка сдвинуты причинно-следственные связи. Речь идёт о каком-то древневековом герое, который ведёт себя весьма угрожающе: 

...вывел глайдер из ангара,

 вынул бластер из футляра...

 И тому подобное. Совершенно всерьёз сей молодец намеревается «тех и этих истребить», на что ему задаётся вопрос, для автора текста, может, и резонный, а, на мой взгляд, совершенно бессмысленный:

С кем останешься дружить?

Простите, какая уж тут дружба? И с каких это пор тема дружбы может таким вот образом интерпретироваться в мифе?! (То, что текст — обрывок какого-то мифа, по-моему, несомненно. Даже ритм подчёркивает ритуальное его происхождение).

Однако мне нравится, когда мой друг поёт эту дурацкую песню с её полуразмытым смыслом. Как бы даёт знак: я, мол, в порядке, а ты как? И слух-то у него, мягко говоря, не ахти, а я слушаю и расплываюсь в улыбке. Это вот и есть дружба. Да.

Я широко распахиваю дверь. Шире, чем надо, но это уже тоже своего рода ритуал. Обряд. Заведёнка.

             — Привет, кентяра! — вваливается мой друг. — Не ухлял ещё? Ты как, не по самую завязку занят, ась?

И это тоже ритуал - встречаясь, мы украшаем речь об­рывками старых слэнгов и  мёртвых языков. А занят я, положим, основательно, и ему это известно не хуже, чем мне; по все дела — побоку! Я прекрасно знаю, зачем он заявился, и он знает, что я знаю, что он знает...

            — А, ерунда, всё путём! Садись, старая развалина... Да го­ворят тебе, сидай плиз, щас кофейку сварганим!

            Мой друг садится, наконец, И ставит на стол кристон. Смущённо, как и положено, ухмыляется:

— В общем, я... эт самое... ну... повестуху накропал... Будешь первым слушателем... И первым же критиком... Хаваешь фишку?

Да, вот именно этого мне и не хватало, да ещё в это время суток... Выслушать — куда ни шло, но дать толковый анализ, так вот, сходу... И знает ведь, что я терпеть этого не могу, но, видимо, велико нетерпение...

            Я украдкой бросаю тоскливый взгляд на свою, едва начатую работу:

            — Зер гут, старина! В смысле — муй бьен. Запускай!..

            Друг включает кристон. Звучит странный голос... Странный, а как же — ведь это запись мыслей...

Действие происходит в Дальнем Космосе. Большой комфортабельный корабль с экипажем этак в полтыщи человек летит к далёкой планете, на которой, по непроверенным данным, происходит что-то очень нехорошее. Экипаж —- сплошь ветepаны, старые космические волки, тёртые калачи, все в рубцах и пропле­шинах, некоторые чуть не родились на звездолётах есть, впрочем, и несколько зелёных юнцов, кypcaнтов-салажат. Эти поедают старших глазами и впитывают их россказни и поучения. И вот самый молодой среди молодёжи, юнга, так сказать, - вовсе не юноша, а переодетая девушка.

Я, понятно, раскрываю рот, но приятель меня опережает. Выключает кристон и начинает длинно растолковывать, что это, мол, спецэкспедиция, в которую женщин решено было не брать, ­именно потому, что на планете, к которой летят, идёт война...

            — Так почему же это в тексте никак не оговаривается? — интересуюсь я.

            — Оговаривается, в прошлой повести они же связаны, общими героями... И вообще...

            Хм! лучше не углублять эту тему, пока не выяснилось, что я совершенно не помню эту самую прошлую повесть»...

...Всё-таки некоторое отступление от сюжета мой друг вынужден сделать, рассказывая, как девица, собственно говоря, пробилась в состав спецэкспедиции - выдав себя за собственного брата-близнеца... И так далее, И тому подобное.

Словом, деля со всеми тяготы и радости космических будней, мнимый юноша, ясное дело, не находит ничего лучшего, как влюбиться в астроштурмана — красавца, острослова, эрудита, отчаянного смельчака с романтическим шрамом на левой щеке (ох, ну боже ж ты мой!!!). Скрывать своё чувство ей всё труднее, но открыться — ни в коем случае! Ни капитан, ни сам штурман за такой карнавал по головке не погладят... Положение всё осложняется, но тут на горизонте... то бишь на экранах... появляется искомая планета, на первый - и на второй — взгляд из космоса выглядящая вполне симпатично. Корабль облетает её — никаких тревожных признаков, ни взрывов, ни пожаров, ни массовых передвижений, ничего. Правда, ни на какие сигналы не отвечают...

К планете с корабля отправляется разведбот. Проходит положенное время — бот не возвращается. И связи с ним нет. Второй бот — совершенно то же самое. Капитан отметает предложения самых горячих голов приземлиться и пойти на разведку боем... Напряжение нарастает — и тут начинают пропадать люди!

Надо отдать моему другу должное — это он описал не плохо: ужас и изумление, наваливающиеся, когда человек, с которым вот только что мирно беседовал, вдруг исчезает на глазах! Впрочем, не вдруг — страшнее, чем «вдруг»: сначала становится полупрозрачным, noтoм совсем прозрачным, пoтoм — ничего... только что сквозь него была переборка видна... а теперь — одна переборка!

Астроштурман, натурально, исчезает не пpocтo так, а в самый что ни на есть драматический момент объяснения с девицей­ юнгой. Он-то, оказывается, давно догадывался — по каким-то мелочам, случайным оговоркам типа «я пошла» и т.п. Более того, он, кажется, тоже не вполне равнодушен к юной искательнице приключений... И тут-то, в этот миг... Был астроштурман — и нет астроштурмана! Только-только идиллия налаживалась, только что счастье готовилось хлынуть в девичью душу...

Нет, всё же молодец мой друг! Чего там — может, если хочет! Отчаяние девушки, почти девочки, состояние, близкое к безумию, передано, что называется, скупыми мазками, почти чёрно-белым — но очень... очень, я бы сказал, сильно...

Впрочем, сойти с ума она не успевает — астроштурман возвращается. Так же внезапно, как и исчез. С массой важнейших сведений. На планете, значит, и впрямь война — гражданская, пе­реросшая в мировую (а может, наоборот) и идущая уже не первый год на полное истребление. До ядерного оружия эта цивилизация, правда, не додумалась, зато биологическое — на должном уровне. Большая часть населения уничтожена, биоценоз расшатан... голод и эпидемии косят уцелевших — а они продолжают воевать!! Ка­жется, есть смысл предположить, что их психика уже необратимо сдвинута, и оставить на произвол судьбы... Всё равно помочь не­возможно... невозможно... невозможно...

(Слово «невозможно» повторилось несколько раз).

            Где предыдущие исчезнувшие, где экипажи разведроботов — штурман не знает. Почему его вернули, может только предпола­гать. Как это делается, даже не предполагает...

Кто-то вдруг соображает, что воо6ще-то штурмана надо бы на всякий случай в карантин — но прежде, чем до этого доходит, героиня его «раскалывает». Он не настоящий! Не человек! Аборигены прислали копию. Биоробота. Подделку. Дубликат...

Казалось бы, никакой разницы, шрам — и тот на месте, но... Смешно сказать, какое различие придумал мой друг. Дело в том, что весь экипаж носит этакую всепогодную униформу ­комбинезоны с подогревом. Волокна ткани, из которой она сшита, представляют собой прозрачные трубочки, по которым пущена подогревающая жидкость, причём цвет её можно менять нажатием кнопок па поясе. Таким образом, каждый сам раскрашивает свой костюм по своему вкусу. Двойник, естественно, об этом знает, по вкус его, ведомый какими-то глубинными слоями психики, иной, чем у оригинала. Штурман всегда предпочитал скромный стальной цвет, а этот размалевался во все цвета радуги и стал похож на картину художника-беспредметника.

Конечно, это не доказательство, только смутное подозрение, но для юной любящей женской души подозрение — основа для прозрения.

Словом, двойник подвергнут допросу с пристрастием и разоблачён. Зловредные аборигены планировали ни больше, ни меньше, как весь экипаж постепенно заменить двойниками и оправить назад, как зерно будущей войны.  Дескать, у нас плохо — пусть же и у них будет не лучше... Но интересно, конечно же, не это и не смешные несколько меры предосторожности, предприни­маемые экипажем... Впрочем, смешные-то они смешные, а в про­цессе принятия этих мер двое-трое acтpoнaвтoв заподозрены в том, что они двойники, и дело едва не доходит до трагедии...

Итак, они улетают восвояси, несолоно хлебавши, и в голову капитана закрадывается мысль, что ведь, в сущности, ту­земцам того и надо было, и они своего до6ились... Но куда инте­ресней его размышлений переживания  юной героини, для неё самой незаметный переход любви к штурману в испепеляющую ненависть к его двойнику. Она даже пытается убить его... точнее, выбросить за борт...

Мрачная, мрачная концовка, хотя и открытая. Но как ему удалось вот так схватить девичью психику? Каким чудом?

— Каким чудом, старик? - спрашиваю я. - Есть много чего, к чему можно придраться, есть длинноты, есть ненужные около философские рассуждения на пустом месте, но девушка!!.. Как тебе это удалось? Поделись.

Приятель скромно улыбается:

            — Да что ж... никакого чуда. Всё с натуры, так сказать. Всё это было со мной, давно, ты не знаешь. Я никогда не рассказы­вал. Я и был переодетой девушкой. Не в Дальнем Космосе, конечно, но в целом ситуация...

Он ещё что-то говорит, расцветший от моей похвалы, но я уже не слышу.

            Такие, значит, дела. Теперь это настигло и его.

            Время от времени это происходит - то с одним, то с другим. Теперь вот и он...

Мы живём в этом Доме много лет. Мы не знаем, зачем нас поселили здесь, когда разрешат покинуть Дом, и разрешат ли вообще. Мы не знаем цели эксперимента, и это правильно ­иначе эксперимент не был бы чистым. Женщин среди нас нет, ни одной. Так же как нет ни брюнетов, ни шатенов. Это уж вовсе непонятно, но мы здесь не затем, чтобы задавать вопросы.

И время от времени то один, то другой из нас вдруг «вспоминает», что он был некогда женщиной. Изысканная форма безумия. Гинекомания — такой термин я слышал от этих...  кото­рые приходят за ними... Что это  значит — не знаю, язык мне неиз­вестен.

Сейчас мне следует нажать кнопку вызова спецгруппы. Они появятся, как из-под пола, высокие, в светлых комбинезонах, и мне не видать больше моего друга. Никогда. Никогда.

Никогда.

Я смотрю на его рыжую шевелюру, теперь уже основате­льно поредевшую. Когда мы были школьниками, я его только таки звал: «Эй, Рыжий!». Он не обижался, откликался: «Привет, Белобрысый!».

Девушки называли его Огненным, ишь ты...

Девушки...

Я протягиваю руку к кнопке и вижу ужас на лице моего друга. Но что я могу сделать? Что я могу сделать? Что я могу?

            Что?...

 

—————— * ——————

  вернуться на страницу поэтов

на главную

     

Р. Левчин в составе редколлегий

Публикации в разных источниках

 В "Контрапункте"

На сайте "Лавка языков"

САМИЗДАТ–ЖУРНАЛА "REFLECT...КУАДУСЕШЩТ"

В КНИГЕ "ВРЕМЯ`Ч` [1] [2] [3]

ДЕТСКИЕ ИГРЫ

визуалка

ЖУРНАЛА"СОТЫ"

ПИСЬМО БЕЗ АДРЕСА И НАЧАЛА

ГДЕ КОРЫТО ЗАРЫТО?

РЯЖЕНЫЕ

 

ЖУРНАЛ "±СТЕТОСКОП" N32:ЮГ

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ

МАГАЗИН ПРЕДМЕТОВ

Бумажные публикации

ИНТЕРНЕТ ЖУРНАЛ "ДРАГОМАН ПЕТРОВ"   ЮГ

 

ЮГ

МЫ С МАГОМ", "ПО СПИРАЛИ"

МЫ С МАГОМ [1] [2]

Переводы в "Лавке языков"

СУМЕРКИ ПРЕДАТЕЛЯ   [1], [2]

ПО СПИРАЛИ ("ЗНАНИЕ - СИЛА", 1975, N 3)

О ТВОРЧЕСТВЕ СТЕПАНЕНКО

ЗБИГЕВ ХЕРБЕРТ

ДА АД

 

ДИССЕРТАЦIЯ

СТАНИСЛАВ РЫШАРД ДОБРОВОЛЬСКИЙ 

«СЛОЖНАЯ БИОГРАФИЯ КАТУЛЛА»

Подражания Р.Левчину

AНАТОЛЬ СТЕПЕНЕНКО 

БАЛЛАДЫ СНА

ТИМУР ЛИТОВЧЕНКО

О Рафаэле Левчине

ЛИНА КОСТЕНКО

РЫБЫ

 

АННА ГЛАЗОВА

ВИКТОР ЛАПКИН-НЕДОСТУП

ЗА КУЛИСАМИ

 

ЛИЦА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

АРТЁМ АРУТУНЯН

ЕЖЕМИНУТНЫЙ

 

АНДРЕЙ БУГРОВ. ДВА ПОЭТА

ГАРУШ АРЬЯНЦ

ПОМИНКИ ПО МЕТА-МЕТА

 

МЕТАРЕАЛИЗМ. КРАТКИЙ КУРС

ГЕНРИХ ЭДОЯН [1] [2]

«РИТУАЛЬНЫЕ ЧУЧЕЛА»

 

АЛЕКСАНДР МОНАСТЫРЕНКО

МИЛАН ЛАЙЧАК

АЭРОНАВТИКА

 

ЯРАНЦЕВ ВЛАДИМИР

БОЖЕНА ТРИЛЕЦОВА-МОРАВЧИКОВА

«ГОРОД»

 

БУДНИ ПИСАТЕЛЬСКОГО РЕМЕСЛА

МИРОСЛАВ ВАЛЕК

ЭНДИМИОН

 

СЕРГЕЙ БИРЮКОВ

ПАВЕЛ КОЙШ

LUDUS DANIELIS (1)

 

ПУТИ СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ

КОНРАД ФЕРДИНАНД МАЙЕР

ПЬЕСА: МИСТЕРИЯ

 

ЮРИЙ ПРОСКУРЯКОВ

ГАЙ ДАВЕНПОРТ

РАЗГОВОРЫ В ШАРАНТОНЕ

 

ДАНИЛА ДАВЫДОВ

ВАЛЕРИЙ ШЕВЧУК [1] [2] [3] [4] [5]

ОТЦЫ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

 

АЛЕКСАНДР ПРИВАЛОВ

 

ЭДИП-98 (1)

 

В ПРОЕКТЕ "ИННОКЕНТИЙ МАРПЛ"

В альманахе "Черновик"

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ

 

[1][2]

НЕСКАЗАННЫЙ УЖАС ТИШИНЫ

 

Интервью с Рафаэлем Левчиным

 

ПОСЛЕ ЮБИЛЕЯ

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ К БИТОВСКИМ ЧТЕНИЯМ

Посвящения Рафаэлю Левчину

КАЛИГУЛА

 

 

МАРИНА ДОЛЯ

МЕЖДУПЛАНЕТНЫЙ НОВОГОДНИЙ ПЕРЕПОЛОХ

   
   
   


Π‘Π°ΠΉΡ‚ управляСтся систСмой uCoz