ЗЕЛЕНАЯ ТЕТРАДЬ

Рисунок В.Солянова

к Магестору

                        Открою забытый пенал
                         и глянет опасный, как мина,
                         холодным лицом арлекина
                         поруганный чернью вестал.

                         Над баней грачиный бедлам,
                         так больно слетал к изголовью
                          пронзительной ясной любовью
                          идущим на смену векам.

                          Дремучее тяжкое : спи.
                          В ответ через травы : не спится.
                          И кружится белая птица
                          над русским курганом в степи.

          Девять девственных ведьм побредут из-под свода,
          когда вздрогнет дурачась дождинками Дон.
          Ведьмы держат по блюду душистого меда,
          пряча яд или ладан в другую ладонь.
 

          там ведует медведь через медь диадем,
          распадается Дант на виденья Аида,
          отдает себя демону дева Обида
          и беда забредает в бездонный Эдем.

          И в долине, где идолы диких колод
          догоняют ландо одинокого кедра,
          девять девственных ведьм поджигают восход
          и гудят безнадежные дымные недра.

          В жидких дебрях худых и в садах орхидей
          стадо медленных дат водит дервиш и дудка,
          и сидит над шарадой задумавшись Будда,
          разделяя судьбу и людей

                  Гордый вор вороной ворота отопрет,
                  загорнит горотьба в деревянные горны,
                  горсть органных сорок на собор упадет,
                  торопливо дрожа, как горошины в горле.
 

                  И горящий, гортанный, стремительный бор
                  повторяет взорвавшийся хор жаворонков,
                  и чертей хоровод, и горбатый топор
                  в черном соре зрачков над рассветной воронкой.

                  Гордый вор вороной, черный лорд короля,
                  под рукою его торопливые хорды
                  собирают торжественной мессы аккорды
                  вместе с шорохом горьким корней у руля.

                  И сорочки коров, и короны орлов,
                  точно орды у трона собрались на форум.
                  И король, как мышей ловит ночью воров,
                  пряча похоть и порох по норам.

                   Будет яблок набат в эту зябкую хлябь,
                   будет ребусом беркут под робою бора,
                   будет сабельный бас, будет рябчиков рябь,
                   будет соболь босой биться в ребрах забора.

                   Табор батек забудет зубровку и борщ,
                   забираясь на буй заблудившейся юбки,
                   и бездарные зебры березовых рощ
                   от обиды до боли закусят зарубки.

                   Их любимые снобы, забыв каламбур,
                   любят бочки кобыл, любят жаб бандероли
                   и особенно бисер, когда трубадур
                   будет бусы бросать, захлебнувшись от боли.

                   Будет облака бал и грибной будет гром
                   бубенцами беситься от чуба до чуба,
                   будто дятел, долбящий по будочке дуба
                   или робот, бредущий с зубчатым горбом.

                        Здесь зайчик язя заживает скользя,
                        здесь лезвия зелий сквозь вязкую завязь
                        заснули и занавес им не раззявить,
                        и с завязью ваз развязаться нельзя.
 

                        За казнью закусок, за зоркостью розг
                        морозный розарий завис, как вязанка.
                        Под замшею мазанок замысел замка
                        Сизиф позабыл.

                        И созданный грезой изюм и арбуз
                        в безумных зубах золотого эзопа
                        под залежью лаза в заплатах азота
                        без визы застыл, точно в зеркале туз.

                        И зябликов база, занявшая вяз.
                        и заговор зала, и козырь пейзажа,
                        и мизер зимы, где зола или сажа,
                        и заумь, и запах в незванную связь

                        записаны залпом. И заново наземь
                        под зуммеры муз запахнув зипуны,
                        в зудящие дюзы, закрытые на семь
                        замков и земель залегли грызуны.

                    Он вышел из вод. Его сервские бивни
                    светились напевно, как воздух в свирели,
                    и в воздухе иволог свитки и ливни
                    лились из медвяных ковшей нонпарели.
 

                    Наивная Ева вязала у древа,
                    и овн со Всевышним вступил в разговоры,
                    и дьявол в ковчеге сказал : "Королева,
                    к чему вам вязать и взирать на затворы?"

                    На кованном коврике нивы цветковой
                    медведи ведьмы валяются вволю,
                    вослед за моею заветной подковой
                    любовь и вино развевая по полю."

                    И вилкою бивней сбив яяблоко с ветви
                    на дивный живот замечтавшейся Евы,
                    он вихрем восьмерок рассыпался в ветре,
                    волнуясь, как древо, то вправо, то влево.

                    Он видел сквозь призму пустого обрыва,
                    как Павел у врат допивал свое пиво
                    и Ева визжала на коврике нивы,
                    листвой прикрывая сверкавшие сливы.