ТАИНСТВЕННАЯ КАРТОТЕКА МОИСЕЯ ЦЕ

    

 
       ТАИНСТВЕННАЯ КАРТОТЕКА
МОИСЕЯ ЦЕТЛИНА
 
                                                                                    

      ]   

   [Б]            

[В]

 G [Г]       

D [Д]     

E [Е]       

DZ [Ж]

                                                                                    

Z [З]

 

 I [И]

K [К]

L [Л]

M [М]

N [Н]

O [О]

P [П]

 

R [Р]

S [С]

T [Т]

U [У]

F [Ф]

H [Х]

 

TZ [Ц]

TC [Ч]

SH [Ш]

TCZ [Щ]

AE [Э]

AU [Ю]

UA [Я]

 
                 
  предварительные замечания
 
          Сейчас уже точно не помню, но в конце 80-х или в начале 90-х Юрий Леонардович Болдырев, бывший директор саратовского букинистического магазина, познакомил меня с Моисеем Наумовичом Цетлиным. История самого Юрия Леонардовича, типична для формы культурного сопротивления стихийно происходившего в среде интеллигенции СССР. Юрий Леонардович принадлежал к кружку любителей серьезной русской литературы, по большей части изымавшейся и запрещенной в то время. За эту принадлежность, недозволенное чтение и распространение машинописных копий кгб поставило его к "позорному столбу". Так называлась статья в газете "Коммунист", где ему, среди прочего инкриминировалось участие в распространении "яда в кассетах". Поводом для обвинений служило то, что Юрий Леонардович был в то время доректором саратовского букинистического магазина, а продавцы таких кассет кучковались рядом. Такой характерный для беспредельщиков из кгб "перенос по смежности". КГБ это потребовалось из-за того, что при очередной плановой зачистке распространителей самиздата проведеннойсаратовским кгб по команде из Москвы,  покончила с собой женщина-врач, Нина Карловна Кахцазова принадлежавшая к этому интеллигентному кружку.
Подобный же инцедент произошел по слухам в Ташкенте. Поскольку доводить самиздатчиков до самоубийства высокое начальство кегебешников не уполномачивало, разразился скандал, как всегда в советское время тихий. Чтобы оправдаться, любителей запрещенной в то время литературы смешали с торговцами "яда в кассетах" (продавцов порнографических кассет), началось давление, в результате которого Юрий Болдырев лишился работы и вынужден был уехать в Москву, где выживал при поддержке поэта Слуцкого и позже стал его душеприказчиком, одновременно работаяпереводчиком прибалтийских писателей. Более подробно о его несчастной судьбе можно познакомиться в публикации Сергея Сергиевского.
         Итак, Юрий Леонардович Болдырев познакомил меня с Моисеем Наумовичем Цетлиным, старым в то время поэтом, знакомым Есенина и Мандельштама и многих других знаменитостей.
         С самим же Юрием Леонардовичем меня познакомил русский националист-почвенник, поклонник Солженицина, Николай Рыжков, также входивший в эту группу "позорного столба". Возможно, кое-кто помнит, что в советское время культурное сопротивление включало в себя все направления диссиденста, так сказать слева-направо, среди которых нередки были и санкционированные кгб сообщества провокаторов и так называемые "кураторы".
          Николай Рыжков вначале работал завотделом поэзии в саратовской комсомольской газете "Заря Молодежи" (где я с ним и познакомился). На этом посту его сменил Василий Шабанов, также крестьянин-почвенник, которого в 1975 году расстреляли вавтомашине в окресностях Ашхабада неизвестные широкой общественности террористы-мстители, когда он уже служил функционером ЦК комсомола в Москве.
          Дальнейшая карьера, Николая Рыжкова протекала в отделе краеведения Приволжского книжного издательства. Став заведующим этим отделом Николай Рыжков с увлечение занимался историей саратовских "дворянских гнезд", имея в этой области энциклопедические познания. Из Приволжского книжного издательства Николаю Рыжкову в связи с процессом "у позорного столба", пришлось уйти в сельскохозяйственную газету "Степные просторы", где он каким-то чудом умудрился "пробить" поэтическую страничку. Сам Николай рыжков рассказывал, что во время "наезда" кгб на его друзей самиздатчиков и на него лично, он неоднократно пытался защищать своих товарищей в обкоме КПСС. Его, как единственного члена партии в этом кружке не вызывали в кгб, но отчитывали в обкоме. До сих пор ходят смутные слухи, что это он и был тем, кто настучал на своих друзей.
         Душой этой группы был, как мне кажется Борис Яковлевич Ямпольский, который за смелую статью в школьной стенгазете угодил "за антисоветскую деятельность" на 10 лет по статье 58 п. п. 10, 11..   Борис Ямпольский после отсидки занимался созданием избранных произведений русских опальных в советское время писателей. Он на мой взгляд был гениальным редактором, исполненный им сборник стихов Максимилиана Волошина, открыл для меня этого великого поэта, который до Ямпольского казался мне довольно скучным.
         Пианист Анатолий Кац, также поставленный к "позорному столбу" как-то говорил, что время безвременья войдет в русскую литературу эпистоляриями и у Ямпольского есть огромная переписка с (кажется) дамой-музыковедом из Свердловска, которая представляет собой значительное произведение. Сам же Анатолий Кац пострадал в этой компании и был на много лет лишен возможности концертировать и преподавать в консерватории.
         Вот такая предыстория.
         Моисей Цетлин жил скромно, если не сказать бедно. Трудился он на благо советского образования в МГУ латинистом, сочинял русские и латинские стихи, которых у него было великое множество и которые (латинские), насколько мне известно, до настоящего времени не опубликованы. Возможно его латинские стихи служили для него эзоповым языком, особым видом советского междустрочья, позволительным ввиду безграмотности цензоров от власти.
         Поразительно, но по ходу бесед с этим уже очень пожилым в то время поэтом, несмотря на его пожилой возраст совершавшему ежегодные путешествия с женой (также латинисткой, Татьяной Соколовой) по Волге, я с удивлением обнаружил, что он является поклонником Сталина, считает его великим человеком, восхищается его деяниями, которые во мне вызывали и вызывают ужас и отвращение. По прошествии лет 20-ти я спросил академика Вячеслава Всеволодовича Иванова о явлении сталиниста в лице русского фактически запрещенного поэта еврейской национальности. В.В. объяснил, что во времена Цетлина многие интеллигентные люди воспринимали Сталина, как реформатора, возвращавшего Россию к дореволюционным порядкам.
          Но, даже если представить себе, что Иосиф Виссарионович выполнял роль чистильщика, физически уничтожавшего жестоких варваров на безраздельно подвластной ему территории, оставляя в живых только "добрых и пушистых", то и в этом фантастическом случае Моисей Наумович Цетлин не мог не понимать, что результат был достигнут прямо противоположный.
         В одну из встреч Цетлин передал мне составленную им за многие годы "картотеку известных женщин". Он сам так назвал эту картотеку. Про этом акте передачи присутствовала его студентка или аспирантка, которой очень хотелось полочить картотеку, которую Цетлин после недолгого колебания вручил все-таки мне. Возможно потому, что я в то время занимался поиском вычеркнутых из истории литературы русских писателей и составлял собственную картотеку, которая таинственным образом у меня исчезла.
         Картотека Моисея Цетлина представляла собой набор библиотечных карточек, на которых рукой исследователя были обозначены имена известных женщин от глубокой древности до наших дней. Имена женщин сопровождались сокращенными указаниями на источники информации.
         Поскольку большинство сокращений в то время мне не удалось разобрать, я оставил идею опубликовать полученную картотеку. Хотя, по правде говоря, я вероятно и не смог бы это сделать. Я расчитывал посетить Мойсея Цетлина и с его помощью разобраться в источниках, но тут началась перестройка и сложилось так, что я не смог этого сделать. Картотеку же хранил.
          Просматривая время от времени отдельные карточки, и пытаясь понять пафос такого произведения ученого ума, я постепенно пришел к выводу, что картотека Моисея Цетлина представляет собой не столько информационную ценность, сколько чисто литературную , возможно, идеологическую.
         Нередко книги, даже художественные, сопровождаются списками примечаний, а также индексами имен. Хранимая мной картотека, без всякого сомнения, представляла собой список имен и одновременно указатель примечаний.
         Мне пришло в голову, что картотека может рассматриваться в виде ненаписанной или утерянной книги, от которой остались только упомянутые списки и примечания.
         Мне становилось все более интересно, я чувствовал что соприкасаюсь с крайне редко встречающемся жанром, по своему пафосу родственному созданию огромного кодекса текстов на мертвом языке. Кое о чем, принадлежавшем мысли Моисея Цетлина я начинал догадываться, но считаю нескромным делиться еще не оформившимеся до полной ясности догадками с читателем.
         Поэтому я предлагаю желающим из числа дам и господ, приходящих на страницы моего сайта, познакомиться с первоисточником и поделиться друг с другом выводами, которые могут идти гораздо дальше моих поверхностных изысканий.
         Вернитесь в начало страницы и шелкая по буквам алфавита, познакомьтесь картотекой и попытайтесь разгадать стоящий за нею ненаписанный автором текст...
         Примечание: Материал картотеки весьма обширен и будет публиковаться по мере обработки.
               
            на главную  
Сайт управляется системой uCoz