МАЙКЛ ДЭВИДСОН

АНАЛОГИИ ИОНА

Давиду БРОМИДЖУ

     "Если бы мир, отказавшись от красоты, оставался только скопищем равновеликих однообразных валунов, в нем так и не было бы повторений."

Кьеркегор

И это было бы первым словом, и первый смог бы произнести его.

Трудно не любить философию, извлеченную из кресел и плит энергия мысли постепенно становится предложением, а позже вы встречаетесь за обедом.

Они прибывают в Кирпичную Хижину как если б аэропорт был закрыт ввиду землетрясения, он его едва ощутил под ногой что ему нужно: еда, или название?

Следуя письму смутный призрак в зеленом на миг заполняет экран и умирает затем,

Наверх в Соному, вниз в Л.А., обратно в Мидвест, в Вайоминге она изучает закон, по которому судопроизводство не отправляется дважды в том же месте.

Что скажет он исходя из этих правил ты выказываешь интерес к тем, кто не заслуживает внимания и особого энтузиазма.

Круг это дом, это мера, это карта, это небо.

Бумага облекает камень, камень тупит ножницы, ножницы режут бумагу, и ты можешь писать их, достигая того же эффекта.

Он достиг материальности, ее объяснит лишь одна метафизика.

Они стали друзьями мимезиса, где каждый приписывает себе имя другого.

Публикуется с личного разрешения автора, переводчика и составителей антологии "Современная американская поэзия в русских переводах", S-Petersburg-New York, 1996.

Он писал из желания подняться над историей, одной стопой в Адриатике другой в Лаго ди Гуарда, покуда солдаты верстали свой путь предательскими горами типографических ошибок и ложных этимологии.

Другие новости должны были повлиять на судей.

Чтобы различить пенис и фаллос он записал имя отца в блокноте, а затем вырвал страницу.

Постепенно, собирая по лавкам старья части всевозможных настольных игр, он создавал новые объекты, используя ненужные правила, исключив лебедей, все-все яблоки, все золотые шары, что были актерами правил.

На севере, на юге, на западе, на востоке, как всегда есть направление на.

Мнение гласило о тщетности усилий в достижении неотъемлемой и непрерывной реальности.

И все-таки мы пребываем в уверенности, что зубная паста и майонез никогда не встретятся в одном предложении.

Знакомая история — любовник ищет утешения, ничто не подходит, запой он — будет услышан, а осенние ветры гитару схоронят его под ворохом листьев, и т.д. и т.п.

Землетрясение послужило предупреждением что на очереди Глен-дейл и аэропорт в Бербанке.

Они решили проблему бездомных придя у выводу что в их положении необходимо защищать свободу выбора не входить в дом.

Он продолжал вожделеть и после хорошего гамбургера.

Ты можешь легко стереть эти ошибки — означает — ты можешь легко стереть эти ошибки.

Каждое утро, пока поднимается туман и окна распахивают соседи, город медленно раскатывает свою карту от холмов вниз к заливу.

Эпос — не холодная история, писал он slash пишет он.

И тогда восходит наша династия меж нехваткой нефти и нефтяным пресыщением будет записано где-то.

Он тратил время, опустошая преподнесенные факты, ибо так только мог выразить замешательство отсутствием вопрошания.

Решетка распадается там, где S встречается с А, но это и старейший городской перекресток.

Шум (неопределенных размеров город, восторг объектов налогообложения) доставки заглушает клавесин.

Теперь можно поразмышлять о безусловном династическом покое, грядущем с пенсией.

В одном из проектов подразумевалось срубить дерево, чтобы открыть центр звукозаписи, дерево, обшитое сталью с вживленным динамиком, наигрывающим местное кантри.

Пока ты пренебрегал вопросами структуры, что-то могло быть сказано впервые, в конце концов культура была заменима.

Тебя занимают уместные случаи, когда думание вообще возможно (на месте, в мыслях, вслух) и тебе представляется тот же самый предмет.

Он водружает над головою портфель и досчитывается до невообразимых чисел.

Сначала он представлял себе мир как формы открытые в книге Оз, а позднее как геометрическую теорему, был пуст, мог содержать что угодно.

Можешь вообразить себе начало мира с того, как однажды они пересекают Красное море или, скажем, тот, подражающий диаспоре как таковой, однако ученые убеждены, что воды расступились естественным образом, создав другой мир, объединивший два предыдущих.

Другой проект касался серии столбов, подобных Стоунхенджу и ставших теперь популярным местом для пикников Канцлера.

Его комментарии на полях в половом отношении были нейтральны, но она удивлялась, когда перо переставало быть таковым.

Отступники, в осторожно выбранных выражениях предъявляли решения формулировок, снабженные картинками, просачивались в прессу, намекая на бессилие власти.

Идея фотографий нравилась ему больше чем сам продукт, он оправдвал свое отвращение чтением новинок.

Он пытался привлечь внимание к серии опубликованных опровержений, ибо то, что он подразумевал под А, было не тем, что он подразумевает теперь.

До сих пор их новые преимущества определялись напастью дубового червя, что хоть и не погубило деревья, все же оставило часть структур напоказ будущим поколениям.

Он упоминался в хитроумных контекстах, а так как сказанное было невнятно, ощущал, что нужно освободиться, если не от чувств, то хотя бы от грамматики.

Туда, сюда, наверх, вперед, на север — всегда остается указание назад.

Ошибку программы устранял человек в задних комнатах дома, в прихожей слушали Битлз, вслушиваясь в слух, она не могла сосредоточиться на клавиатуре.

Критик был столь известен что его статья вынудила Сати натурально схватиться с ним на Понт Неф.

Только пристальное наблюдение за белками, снующими по крышам, управляет течением фраз.

"Повествование" — это и "весть", слово недвусмысленно на этот счет.
 

человек отмеченный человеком неубедительно и женщина плывет просто открыто тогда появляется Франция неподвижно вполне уместно возвращается по водам арфа флейта жара гнут горизонт от не отвечают

всеобъемлющая ясность я взял эту картинку просторное стекло залива или ограниченное преимущество знак теплеет

сколжение сквозь черезмерно сопрано ледяной колонны он пишет за столом денверская Тоска туда и отсюда хватало терпения птицы на палубе я расквитался

огромные колоннады колонн как если бы вода могла охладить поддон четыре присваивает девять заставив трепетать таков он

толкует понемногу вещь убедительная четыре плюс что-то еще
 

лист поврежден и все же

иллюзия распада

пыл охлажденный

спасибо не хочу

и новизна заметна

прогресс сдерживает рукоять

и это напоследок.

ИОН. Из Эпидавра, где я опять выиграл состязание.

СОКРАТ. Знаешь, завидую чтецам, всегда прекрасно одеты, околачиваются с поэтами, прежде всего с Гомером, чьи стихи чудесны, а мысли столь возвышенны.

ИОН. Ты прав. Не знать Гомера — не знать ничего.

СОКРАТ. Так не украсишь ли ты его немного в наших глазах?

ИОН. Как же! Не даром венцы, фанфары, лавры и притирки украшают мою голову! Ты прямо в точку.

СОКРАТ. Я лишь тупой провинциал, косноязычие мое малого стоит, но скажи одну вешь, не кажется ли тебе, что все поэты говорят одно и тоже? Почему же Гомер, а, скажем, не Гесиод?

ИОН. Я не в состоянии постичь это. Когда кто-либо другой говорит о другом поэте, я искренне дремлю и лишь Гомер пробуждает меня. Не упростишь ли ты сию загадку?

СОКРАТ. Нет проблем. Во-первых, твое знание Гомера происходит не от знания, а от божественной силы. То, что ты говоришь, это совсем не то, что ты говоришь, а то, что сказано через тебя. Так?

ИОН. Резонно.

СОКРАТ. Поэт — существо легкое и крылатое. Обычно у него не ладится, пока не примет глоток, и уж затем он воспаряет. А когда он поет — это не хитрость рук или ума. Именно в такой последовательности он делится с другими тем, что уже слышал раньше. И таким же образом ты связан с Гомером, другие с Орфеем, третьи с Мусеем. И когда легкая стопа отзывается тебе, ты либо танцуешь, либо дремлешь.

ИОН. Стало быть, если я верно понял тебя, мы, чтецы, лишь читаем читающих.

СОКРАТ. Право, мне кажется ты пришел в себя. Но вот ты читаешь кому-то что-нибудь из Гомера в какой-нибудь Вторник и уже добрался до места, где Одиссей открывает себя женихам, ведом ли тебе этот кусок?

ИОН. Как от зубов!

СОКРАТ. Или когда Ахилл ринулся на Гектора, в уме ли ты тогда, неужели не возбуждаешься?

ИОН. Едва ли я в себе. Волосы — дыбом, а сердце так и рвется наружу.

СОКРАТ. Так и твои слушатели. Их глаза полны слез. Они переживают, поскольку переживаешь ты. Человек думает, что живет за счет искусства, однако музы проникают его своим вдохновением. Твои слушатели — последнее звено этой грандиозной цепи, и музы поют сквозь тебя, как бы говоря "мы надеемся, что тебе нравятся наши песни, но 'нравиться' не наша забота, а твоя". Короче говоря, ты не спикер, а спица в колесе спетого.

ИОН. Положим так. Но ты же не можешь утверждать, что когда я в бреду пою Гомера, я не способен воспеть в нем те вещи, которые я знаю.

СОКРАТ. В каком смысле?

ИОН. Во всех без исключения.

СОКРАТ. Даже в том смысле, о котором ты ничего не смыслишь?

ИОН. Интересно, что ты имеешь в виду?

СОКРАТ. Колесницы, например. То место, где Нестор на состязании колесниц в честь Патрокла наставляет своего сына Антилоха, советует ему быть осторожным на поворотах. Я процитирую, если хочешь.

ИОН. Нет уж, дай мне повод там, где у меня есть собственная телега
У поворота влево склонись

от опоры

и подхлестнув затем правую лошадь

своею рукою

дай ей свободу

а на повороте

дай другому коню приблизиться к кромке

так чтоб едва камней не коснувшись

целым остаться.

СОКРАТ. Вот и замечательно. Возвращаясь к вопросу о колесницах, кому ты больше доверяешь, Слепому или Поводырю?

ИОН. Конечно, Поводырю.

СОКРАТ. Поскольку, кто лучше знает искусство управлять повозкой, как не тот, кто ей управляет? Действительно, Гомер знает лишь лошадиный лексикон, и только тот, кто в седле, знает как держать поводья. Другими словами, каждое искусство говорит о том, в чем осведомлено, ты не согласен?

ИОН. Я допускаю различия среди тех вещей, о которых особо не осведомлялся.

СОКРАТ. Вот именно. Во многих поэмах мы принимаем за допустимое то, что сами допускаем и допуская различия не можем выносить решение обо всем. Так, если рапсод не знает искусства пряхи, возницы или, вообще говоря, прядения, верховой езды или военного дела, как может он говорить от их имени? Или, положим так, а что вообще рапсод знает?

ИОН. Ну, рапсод знает различные виды генеральской речи или, скажем, болтовни прачки, которыми она характеризуется. И уж тут мы властвуем над стилем.

СОКРАТ. А иметь власть над стилями не означает ли по-твоему иметь власть над женщинами и животными.

ИОН. Несомненно. Я говорю это с трепетом, Сократ.

СОКРАТ. Тогда любой рапсод есть также и боеспособный генерал.

ИОН. Они оба в одном.

СОКРАТ. Таким образом, генерал есть также и рапсод?

ИОН. Ну, уж нет. Это не работает в обратную сторону.

СОКРАТ. А почему нет? Ты самый боеспособный рапсод в Греции, а также и наиспособнейший генерал.

ИОН. Это говоришь ты, а не я. А я скажу, что всему научился у Гомера.

СОКРАТ. Нам, афинянам, стоит нанять тебя, учитывая, что ты знаешь все не только о Гомере, но и о генеральных вещах.

ИОН. Мне стоило бы согласиться.

СОКРАТ. Но (здесь остерегайся уловки), если ты так искушен в том, чему наверняка не мог быть научен, не так ли, как Протей, ты только искусно крутишься вокруг правдоподобия? И если ты, как сам говоришь, используешь крылатые слова без выгоды для смысла, как можешь ты искренне произносить эти восхваляющие Гомера слова? Выбирай, стало быть, как нам тебя называть, направедным человеком или божественным?

ИОН. Просто божественным, это будет справедливо.

СОКРАТ. И это куда милее, Ион, быть божественным по простоте душевной, нежели искусным по части восхваления Гомера.

Предполагать, что поэзия замешана на знании — это роскошное безумие и прекрасный повод для поэтов оставить теорию профессорам или наконец федеральным стипендиатам. С этими верительными грамотами человек сможет растворять категории, расщеплять волос и противоречить себе как угодно. Наука, несмотря на плохую репутацию этого слова, предлагает критику большие полномочия для доказательства истин и позволяет не марать руки в публичной кормушке, так называемого общественного мнения. Он может подняться над спорами рядовых спорщиков, указать на изъяны вульгарной речи и тут же объединиться с теми неудачниками, которые используют это. Ион постоянно теряет аргументы будучи неспособен применить подобную власть в искусстве, которое более всего принадлежит переводчикам — теперь они не могут создать ничего своего и просто репродуцируют то, что дали им другие. Ион думает, что знать как читать, это знать что человек читает, хотя на самом деле он не прочитан своими собственными убеждениями. Я верю в раздельность церкви и государства, иначе говоря, человек верующий и человек думающий есть один кентавр. Подобная метонимия будет достойным возражением тем, кто изготавливает зеркала. Такова цена поддержания различий между искусством и жизнью и только так можно купить долю в обоих. Наверное поэтому, стоя за гобеленом и слушая Иона, изображающего Пенелопу у источника, я должен публично отречься от его водянистых слов. Весь Язык — суперструктура. Ничего своего сделать невозможно и посему я создал такое занятие — заниматься ничем. И, наконец, в этом смысле, когда грянет Революция, мне не хотелось бы остаться один на один с болиголовом как с единственным утешением. Как знать, возможно именно меня назначат тогда Министром Обороны, учитывая мои способности устраивать пресс-конференции.

 

И тогда из тумана вычитаем холмы

четыре как раньше или

женщина заметила мужчину

речь без слов

один говорит

с трудом приближаясь

поскольку из Греции

ветер протейский

не вполне уместный

продвигается вдоль берегов

рояль и барабан и

преломление окрестностей

так как они не слышат

частично неподвижно

пока ты стоял здесь

ограниченный бухтой

такой расширительный фокус

знак остывает

напрягаясь с трудом

баритон затуманивает гобелен

она нащупывает нож

далласовская Норма

отсюда и туда

достигая нечеткости

отсутствие птиц в

ты начинаешь

крошечные ненужные пузырьки

однако лед способен

горящий поддон

пять беспристрастно к

отправлено сгущать я улыбаюсь

она такова

но обдумывает

самостоятельные вещи

минус девять минус что-то меньшее

лист поврежден и

это факт что связь

освобождает ветер

встречное обвинение ему лучше

не замечает повторений

повторения проигрывают бутону

который раньше.

Он все еще пытается распустить запутанную паутину, обращаясь к деревьям, с которых она свисает.

Дерево это запутанная паутина, в ее ветвях живут существа, появляющиеся в сумеречные часы, чтобы взглянуть на нас своими темными глазами.

Они повстречались не для того, чтобы объединить свои позиции, им очень уж хотелось поглотить возможный гамбургер.

Меж первым и вторым описаниями напряжение заметно изменилось, хотя они оба относятся к тому же самому событию

Он отказывается признавать за объектом какую-либо определенность и форма звука флейты достигает его ушей и продолжается с другой стороны.

Спичрайтер был сожжен, поскольку намекал, что претендент не был источником его речи.

Диалоги были бы невозможны, если бы жара не вынудила двух друзей выехать в местечко, где они слышали пение цикад.

Общаясь несколько дней лишь с автоответчиком, он был удивлен, услышав настоящий голос своего друга, и сразу же повесил трубку.

Они предполагают, что рассказы рождаются из событий, но мы, слушавшие и не такие истории, должны просто толковать язык птиц.

Они показали нам фотографию миниатюрного городка, созданного по образцу настоящего города, в котором они остались, но это была лишь совершенная копия миниатюрного городка в миниатюрном городке и так далее.

И пришел Джехути, и представил свои искусства — рисунки, игру в кости, письмо и заявил, что дисциплина, мой Повелитель, сделает египтян мудрее и улучшит их память.

Ему неясно, действительно ли сначала он увидел своего отца в гостиной или все же на фотографии гостиной, где отец явился в униформе.

Только сказанное слово может иметь отца, а следовательно он один из логосов, он тот, кто утверждает.

Однажды четыре огромных камня с греческим словом "волна", грубо вырубленным на каждом, были водружены на место, студенты, последовавшие туда, сгодились тем, что выбили на камнях свои имена.

Однажды это было новым, но потом стало временем.

Другими словами, ни одна теория не может быть создана без учета создания меня, меня самого и моего Я.

Он слышал людей, проходящих мимо его закрытой машины, шуршавших, как листва на ветру.

"Я свел ее с ума и она обожглась" позволило ей подчеркнуть "она обожглась", ведь она была такой безумной.

Он достиг метафизики, которая есть только в материализме.

Предыдущего судью с легкостью утвердили. В отличие от нынешнего претендента, он совершенно справедливо не записывал свое мнение в материальной форме.

Древовидная сеть навязала себя настоящему дереву, позволяя понять архитектуру, скрытую в листьях.

Дерево, подобно Богу, присвоило себе это странное дерево, и она увидела башни, скрытые в листьях, и она читала в них, расставленных по течению, танец иных измерений.

Как это ни странно, до своего знакомства с Парижем она с превеликим удовольствием изображала фразы с помощью диаграмм.

Мастерство предполагает прочесть книгу до ее обсуждения, однако многие добились своего, наивно предполагая, что другие не удосужились этого сделать и всего навсего лишь открывают рот.

В промежутке между циклами гусеницы превратились в мотыльков и теперь легко порхают среди костистых ветвей.

Одиночество в раю мучительно для общительной души.

Буквы, содержащие отсылки к людям, рассеялись ныне по пейзажу и в этом смысле, с учетом текстуальных замен, будут значиться теперь как А, Б, В и так далее.

Я скучаю по пишущей машинке, по вкрадчивому приближению каретки к правому краю, по хвосту литеры q, по западной перспективе в логотипе ремингтоновского звоночка.

Память была изобретена где-то в восемнадцатом веке, но ты мог и не знать этого.

Многие из упущенных подробностей могли бы быть восстановлены в телефонных разговорах с людьми, которые неизменно опровергают то, что кто-то уже сказал раньше. История это нескончаемый телефонный звонок.

Он был партизаном многих галльских систем.

Известный критик уже собирался произнести пышную речь о желании, когда вдруг на мосту столкнулся с одним дантоведом, сначала они обменялись словами потом стали драться. Он явился на лекцию с опозданием и подбитым глазом.

Свет взят теперь на службу в новом значении, хвойные и лиственные заменены полынью и горчицей и только вездесущие эвкалипты то тут, то там доставляют соседям массу неудобств.

Он написал из желания стоять в центре истории, как высокое дерево, проникнутое великим духом, на своем пути в настоящее.

Думаешь ли ты, что я разделю с тобой трапезу?

Поэзия приподнимает вуаль с сокровенной красоты мира и творит знакомые вещи, как если бы они не были знакомы совсем.

Смерть это состояние, а не перспектива.

     Перевод с английского Руслана Миронова