| |
О, поле плодородных
ведьм!
Рычат мужские механизмы.
На них безумно скалятся верблюды.
Восток.
На лицах сеялок зеркальных ртутные пятна рассвета.
Оргаистичны вы, сеялки,
пока механизмы оплевывают обессиленные на ковры.
Культиваторы в белых халатах лелеют лилеи ростков.
Так играет земля свои вечные игры.
Зародыш актера в лоне актрисы.
На перевернутой сцене дождь растет, как трава,
и сплетается с маками молний -
солевым отложениям ведьм
благодатен желудочный сок.
Белый лемех стальной надевает железные латы;
семенной многочлен, как початок, в чалме и халате;
ведьмы с визгом в гарем превращают цветущее поле...
Генерал - это маска,
и женщина - маска,
и воин,
и воин,
и воин...
Крестовый поход срывает маски со зданий...
Где же люди?
Люди где?
Люди?
В расслабленных липах старух, как призрак маячит карета;
влагалище царственной флейты
взывает,
взывает:
Варшава – Одесса,
Варшава...
Одесса...
Под белыми шкурами коней бегают мыши восторга.
Флейта раскручивается, как дорога,
Пальцы копыт бегут по отверстиям флейты.
Бежит по флейте фаворит, петляя, как играют гаммы;
у хат картонные казаки грызут фанерные усы;
И в инфузориях очей, митоз затеявших на лицах,
сугробы звезд и в них Луна скользит на полных ягодицах.
Двоится божий храм. Наклонно
сползают драться хутора...
Тиха украинская ночь.
Бесконечная базилика дороги!
Прозрачная колоннада лип!
Кто читает молитву и плачет?
Чей голос?
Ни птицы ли ковыля,
сложив серебряные крылья,
кричат,
и молятся,
и плачут?
Их алюминиевые тела скачут во тьме оскверненного храма.
Так алмазы боятся кимберлитовых трубок могил
и ждут оплодотворяющих движений заступа...
О, голубое дыхание глины!
Из грязи выдохнут человек...
Ворон кричит на костях поселений украинских.
Чего тебе страшиться?
Овсяная луна хрустит на белых зубах лошадей.
Купола целых нот мерцают сквозь диезы заборов.
Панночка!
Панночка!
Посмотри сквозь мою ладонь - она прозрачна.
"Да ей и не страшно!" - кричит многоножка солдатского рта.
"Нет-нет, мне не страшно!"
"Виват!"
Наклонны стены, как мгновенья, после удара до паденья.
Овсяная луна хрустит на белых зубах лошадей.
Чего тебе страшиться?
Черное море.
Белое знамя.
Красная кровь.
Когда молишься, Врубель смотрит из дерева.
На перевернутой сцене намело сугробы пепла.
Одинокие пустые сани скользят неизвестно куда.
|
|
| |
Остроугольный треугольник мира в моем сознанье,
На самом деле ромб в моем сознанье.
Закрой глаза. Мир бренный исчезает в твоем сознанье.
У висков вожака кружатся пчелы песка в моем сознанье.
В нем начинается соревнование двух бегунов в моем сознанье.
Как будто первый бегун наставил второму нос в моем сознанье.
Белые пальцы горбов начинают беседу в моем сознанье.
Так беседуют глухонемые, не оскверняя словами сознанье
в моем сознанье:
1 горб: Меняю чудеса теории на теорию чудес.
2 горб: Меняю теорию чудес на чудо.
1 горб: Меняю вымерший здесь лес
на два глотка воды.
2 горб: Иуда!
1 горб: Вода же изваяние зеркал,
в ней даже зыбкий воздух неподвижен.
2 горб: Но позвонки незыблемые скал
она легко рассыплет горстью вишен.
1 горб: [-------------------------------------?]
2 горб: Я говорю плоды, а не плоты!
1 горб: О, Господи! Ужасные холсты
на зеркала накинуты случайно.
Весной они похожи на плоты,
скользящие бесшумно и печально.
2 горб: Два круга дня. В них пойманный залом,
ночным хвостом составить тщится "ОМ".
Мост тянется во тьме точно псалом,
или осетр с иллюминированным плавником.
II
2 бегун: Куда ты идешь?
1 бегун: Я иду в темноту.
2 бегун: А, где ты стоишь?
1 бегун: Я стою на мосту.
2 бегун: А, что ты творишь?
1 бегун: Я творю пустоту.
Тень порождает свой предмет
и тот отбрасывает тени.
Вода проходит сквозь растенья,
как нежный звук через кларнет.
III
Море и небо, меняясь местами, летят, точно синий пропеллер.
Гроза прекрасный геометр горизонтальных представлений.
Табличные струи дождя образуют периодическую систему
музыкальных инструментов.
Спокойно горит водород саксофонов.
Бегают пальцы горбов в отверстиях позвонков.
Пустынных взмахов амплитуда
и дюны гладкая кора...
Играя в шахматы костра,
лежат два царственных верблюда:
I верблюд: В ночи против ветра дрейфует скамейка,
горят боковыми огнями сердца,
во тьме распевает трамвай-канарейка,
порхая в густых кружевах деревца.
Роса проступает на рельсах холодных
и городу зябко, как Лаокоону,
и он, по примеру других земноводных,
сползает к воде по сырому бетону.
И там, отпустив кораблей метастазы,
в среду, где свободно резвятся медузы,
он вечных огней рассыпает алмазы,
слагаясь в цветы, как хрустальные друзы.
2 верблюд: Итак, Огонь или Вода?
1 верблюд: И нет, и да.
2 верблюд: Как Солнце в облаке планет…
1 верблюд: И как паук среди тенет?
2 верблюд: И да, и нет. Я в прошлой жизни - Гектор,
в грядущем персик или абрикос.
Вся цепь перерождений - это вектор
к зеленым кружевам лесополос.
1 верблюд: Согласен. Предположим, что Я - персик,
и, вследствие, Вселенная – компот.
Нас кто-то варит, нагибаясь, пьет,
и окунает в нас персты и перси…
Мы как Сократ с Платоном меж олив
о судьбах мира строим рассужденье,
и мир кипит, как сладкое варенье,
и через нас ползет песка прилив.
Но, в то же время предо мной вода.
Она кипит, как возмущенный демос,
им безразлично Лесбос или Лемнос
восходит, как влекущая звезда.
2 верблюд: Я думал ты верблюд, а ты – пизда:
с нас снимут кожу, удаляя кости,
и как Мани на кол, взревев от злости,
посадят среди Страшного Суда.
1 верблюд: Меня на кол? Да ты сошел с ума,
и выпей для начала «Солнцедара»
и закуси его куском дерьма.
2 верблюд: Ну, хорошо. Компот почти готов.
В нем не хватает только ванилина...
1 верблюд: Какая же ты все-таки скотина!
Мне не хватает слов…
2 верблюд: Не надо слов…
IY
Валит народ к воскресной плахе,
как мухи к вазочке халвы,
и стул стоит в чужой рубахе,
как Пугачев без головы.
|
|
| |
Живой рояль в ограде зоопарка
не превратит решетку в ксилофон...
В нем пьяный соловей стал молоточком
и, зацепившись клювом за струну,
льет музыку, как позабытый кран.
На водомере зоопарка
тревожно напряжен осел папаши Шенди.
В аквариумных клетках бурлит напев
и в нем плывет утопленник - тушканчик.
Печальный вид. Невольно сам с собой
рифмуется граненый мой стаканчик,
и сельдь впадает в ассонанс с картошкой.
Накрытый стол - ступенька к божеству!
Рояль!
Ты мог бы быть столом,
когда б не зубоскалил!
Теперь ты сломан, точно скарабей,
что вывихнул крыло в борьбе за урожай;
ты существуешь как бы в двух системах
координат, которые указкой
друг в друга тычут.
Банальный, как банан, верблюд папаши Шенди,
надев хомут волны,
публично демонстрирует рефрен.
И вот пример достойный подражанья,
как с музыкой и Музой быть в согласье.
О, соловей!
Фундамент пустяков,
архитектура корнеплодов
в почве рыхлой, как звуки блуждающего города.
О, соловей!
Ты превратился в ухо молоточка,
чтобы молчать и слушать тишину
в огромной полированной Вселенной,
где заключен на время зоопарк,
и возрожден утопленный тушканчик,
как лунный зайчик в деревянном озере.
|
|
| |
Групповой интегратор
трамвая.
Его отличие от Мамая в принципе цельнодействия.
Хлеб да соль!
О, грузило большого города, подсекающее само себя!
Электрическая куколка.
Алюминиевая бабочка.
Белые кровяные тельца.
Роддома играют в пятнашки с кладбищем.
Когда сидишь в черепахе завода, мозг превращается в мышцы.
Когда задумаешься, металлические образы начинают свадебный марафон,
бегут полимеры воспоминаний.
Тринитротолуол слова "трамвай" взрывает себя детонатором трамвая.
Образовавшуюся пустоту занимает Бог.
Пчелы волн на закате торопятся к дальнему улью.
Трудовые верблюды заливных лугов косят траву забвенья
сухими пальцами кустов.
Скошенные зрачки кобылок.
Сосцы молочая.
Донник детского сна.
Купальные медитации папоротников.
На гладком паху озера дремлют веснушки уток.
Густое сознание любви и жизни переполняет верблюда.
Посмотри на двуногих!
Их тела - это колбочки зренья, остановленные на печали.
Ангар.
Огромный и белый.
Вспузырились голуби славы.
Канарейки трамваев державны.
Огурцы самолетов в неугасимом рассоле света.
Смородиновый лист усыпал капусту Луны.
Верблюд, наступив на машинное масло, дивится
До чего же крива в этой луже гастрономическая усмешка грома.
Самоубийцы цветут на деревьях панельных домов.
Моченые райские яблочки.
Вселенская скука.
Ложь.
Ночь.
Парк.
Деревья рельсов в густой росе.
Канарейки трамваев витают в ангаре восторга.
И во тьме ласкаясь страстно,
смяв сидений позвонки,
непристойно и прекрасно
превращаются в звонки.
|
|
| |
Деревянные горны короны.
На вензелях тараканы погон.
Эмалированный святой застрял в звезде.
Легкий терем березовых женских костей переложен
разноцветными мхами бород.
Пуговицами лакейских одежд вымощен двор, где мрачный
Харон перебирает черепа фаворитов.
В серебряную дароносицу Луны выколачивает он души
из мозговых черепков.
Во тьме за оградой дрожат офицеры,
в мешки собирая обломки империи. Гранитная река качает лодку.
Коллоиды серебра пожирают плоть.
Румяные диапозитивы в гражданских костюмах
строят светлое будущее, устремленное к небесам,
как Вавилонская башня.
О, бесконечный коридор,
сеней потомок современный!
Каждая дверь элегантнее потаскухи.
Бегающие деревья поклонников увешаны плодами подарков.
Саженцы чистого поля разучивают земной поклон.
Юбочки лилей заигрывают со встречным течением.
Богатство возможностей намного превосходит разнообразие желаний.
Это и есть Рай.
Рим смотрится в Рай, как верблюдица в зеркало.
Они плывут и плывут, как вода в океане песка.
Они, как трехярусная медуза,
бесконечно вытягивающую прозрачные щупальца
в поисках собственных границ.
Космический верблюд с точки зренья верблюдицы
похож на китобойное судно.
На трех его палубах
лежат три забитых кита:
Свобода, Равенство и Братство.
Над могучими спинами
в океане расплавленной амбры
цветет христианская базилика фонтанов.
Когда бежишь по адъютантам,
кричат невольно адъютанты.
Среди врагов у Леонардо
один из самых злобных дождь.
Он убивает перспективу,
хотя невольно очищает
клоаки праздничного Рима.
Рим - это аттракцион акробатов.
Они стоят, как позвонки и с них история свисает.
Чтобы попасть в головной мозг,
ухитрись проскочить через белый браслет.
Утомленная птица усталые крылья прижимает к спине.
Два свинопаса водят лебедя топиться.
В преддверии столпотворения
с целью сбережения Вавилонской Башни,
решено: провести инвентаризацию верблюдов;
каждому верблюду присвоить порядковый номер;
внутреннее помещение временно отвести под гостиницу. |
|
