 |
Сергей Волченко
Костыли |
|
Закончил сценарный факультет ВГИКа. Публиковался в журналах издаваемых в России, США и Германии. Член Союза писателей Москвы. |
|
|
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ ДЯДИ ОЛЕГА |
|
|
Залитый солнцем песок, дочки, одной пятнадцать лет, имеет ещё двоих дочек, все счастливы, лезут в воду, кунпаются, начинается отлив, он кидается в воду, не зная, прилично ли здесь купаться без плавок, не зная, виднно ли, что он голый, старается побыстрее уйти в волнны, но вода уходит, становится мелко, он плывет дальнше от берега, туда, где глубоко и куда сходит вода. Чем дальше, тем меньше в воздухе света и тем спокойнее море. Доплыв до другого берега, скалистого и крутого, он видит, что оказался в ночи. Светит луна. Море глунбокое и абсолютно неподвижное, отсвечивает рябью в лучах луны. Под скалами группы обнажённых людей, тоже приплыли сюда вместе с отливом. Но он не с нинми, он один. О чём-то говорит с ними, но они дают ему понять, что он лишний здесь и что ему стоит уйти. (Светлый счастливый берег только в воспоминании). Он уходит (или уплывает) и оказывается в комнате. Там дяндя Олег. Он умер около месяца назад. Чувствуется, что ему в этой комнате хорошо. Хотя здесь нет столь ярконго и счастливого света, как на песчаном берегу, но и не так мрачно, фантастично, как в тени под скалами среди лунных прозрачных человеческих тел, готовых к... Он выходит из комнаты и оказывается в большом зале. Зал тоже тёмный и вроде бы это то же, что и море, отлив которого нёс его к скалам, и у дальней пронтивоположной стены он угадывает тех же самых обнанжённых людей и слышит от них звуки разврата. Дядя Олег не похож на них. Он знает, что дядя Олег пожинлой, невысокий, недавно жил и умер, и понимает, что здесь в комнате его пристанище после смерти. Он знал его, а эти - неизвестно, жили ли они когда-то или пронсто его видение - он их не знал и не видел. Но вдруг они кричат ему, что позади него опасность. Он огляндывается и видит что-то злобное, страшное. Чья-то злая душа в полете, она хуже их, гораздо (но страха нет), она похожа на какое-то злобное насекомое и бросается на него. И только ощущение, что он, то ли сопротивлянясь, то ли побеждая, втискивается в эту мягкую, злую, почти не ощутимую душу зубами (именно чем-то остнрым надо). И голоса обнажённых от стены кричат, что эта гадкая душа - его далекого предка и имя его Веснтерн Маэрн. Он не хочет и не верит, что это зло - его предок, и идет с этим именем к своему дяде - дяде Олегу и спрашивает, был ли у них в роду такой прендок, с именем Вестерн Маэрн. Чтобы ответить, дядя Олег роется в каких-то книгах, толстых, пыльных фонлиантах - его комната маленькая, но уютная и в ней какая-то связь с долгим-долгим предшествующим вренменем, и освещена она неярко, но тепло, по-вечерненму - всё ещё роется в книгах, наверно, в них написанно всё о предках, и сейчас он ответит, но вдруг извленкает не книгу, а портрет, чем-то похожий на Мону Лизу. Картина вся поделена на квадраты. Дядя Олег начинает что-то молча отсчитывать, опуская указательнный палец на квадраты, и вот на очередном квадрате он останавливается и поднимает глаза: лНет, этого именни у нас в роду не было╗, - говорит он. И в этот монмент слышится его последняя просьба (воля еще при жизни), содержание её связано с образом какой-то резьнбы на крышке - эту крышку надо накрутить на что-то, чтобы резьба гармонично совместилась с такой же. Но вот он видит, что резьба сбита и накрутить её невозможнно в таком виде, но резьба мягкая, ещё чем-то стальнным можно исправить. Ножом он начинает править её, и образуется скол, а за ним дыра, и в дыре какое-то глубокое пространство, и в нём какие-то несовершенные, некрасивые конструкции, вроде этой резьбы. Он начинанет править их, но они протестуют. Каждая неровность, некрасивость обозначает какое-то несовершенство челонвека, которое человек хочет оставить и здесь, после жизни, и их много, и все не хотят, чтобы их правили. Но знает, что обязан, иначе никому их не исправить уже! Им движет только любовь к ним, чувство непоннятного долга, стремление сделать их красивыми. В канких-то уродливых, железных и хрупких изгибах он узннает души счастливых сестер с солнечного пляжа, и однна из них кричит: лНе правь меня, я хочу навечно оснтаться лесбиянкой, мои сестры также хотят этого!╗ лЯ хочу остаться с топором и убивать!╗ - кричит канкая-то жёсткая чешуя, которую он счищает скребком. лМожешь не стараться, - кричат ему отовсюду со злонстью, - тебя-то скорее всего никто не приведет в порядок после смерти!..╗ И вот, после всех трудов, большинство уродливых и хрупких изгибов сорвано или выпрямлено, и теперь вменсто них какое-то более менее очищенное тело, тоже красивого мало, но все же не то, что было вначале... Он рад и чувствует облегчение... лЭто любовь, которая изменяет другого человека после его смерти: никто не поставит на могиле памятник с топором даже палачу и убийце, не скажет дурного слова на похоронах о развратнике - ведь каждое хорошее слово, каждое доброе чувство сейчас вольется, дополнит и исправит его╗. Тенперь можно идти... Он оглянулся и увидел, как гигантнское очищенное тело медленно заливается слабым сенребристым светом. Свет достает даже здесь, в такой темноте. И вдруг одиночество от мысли, что если б он бросил тело, не очистив, или даже ещё страшней, его изуродовал, то всё равно, есть ещё и свет, который нензависимо от него коснётся даже самых уродливых форм и сделает их красивее - светлее. |
|
|
ЧЧЧЧЧЧ * ЧЧЧЧЧЧ |
|
| на главную |