|
|
|
|
|
|
Ирина Семёнова
Спрашивай – отвечаем (извлечения из интервью с неформатом)
- Эдуард Аронович, почему Вы не печатались в советские времена? Мне кажется, что у Вас, выпускника Литературного института, всё-таки была такая возможность …
- Видите ли, среди наших преподавателей встречались очень неплохие люди и писатели. Мне говорили: «Вам нужно публиковаться». И объясняли, как и что. Бог весть, смог бы я или нет, но было неинтересно. Молодой Бенедикт Сарнов заведовал литературой в журнале «Пионер».
- Учтите, - сказал, - чем лучше будете писать, тем будет труднее. - Ну да, - отвечаю, - если затрону этакие темы… - Изобразил рукою извилистый жест. Сарнов засмеялся: - Какая же настоящая литература вне этаких тем? – И тоже вильнул рукой.
- Неужто главная трудность тематическая? - Не только. Успешная карьера начинается с «формата». Неважно, социалистический реализм или капиталистическая романтика. А у меня, как у Зощенко, нет идеологии. Я – и тогда, и сейчас – «неформат». Вот и возникают проблемы. И с читателем, и с публикацией. Ведь автор, в сущности, и есть жанр. Насильно, по словам Пастернака, «навязывает себя». В придачу человек без кожи. С болевым порогом - более внятным, чем у других людей. И ещё - биполен. В строгом смысле - не мужчина. Бывает, шибко старается, как Гумилёв или Хемингуэй, да природу не проведёшь. Потому что чувствительный. Чув-стви-ли-ще! И по натуре, и по общественной функции. Вдобавок рассказ – не коммерческий жанр. Бестселлеры Пушкина – не «Повести Белкина», а маленькие романы: «Пиковая дама», предсмертная «Капитанская дочка», посмертный «Дубровский» (незавершённый). Прирождённые рассказчики, Набоков и Хемингуэй, сочиняли романы. Даже Бабель пытался… Кафка выстроил «Замок», Платонов вырыл «Котлован»… Читатель жаждет «оторваться», упорхнуть в семейную сагу, в исторические либо фантастические приключения. Роман «вписался» в массовую культуру, а рассказ, как стихи, требует от создателя высокого мастерства, а от потребителя (читателя) - другой реакции, другой душевной организации и настроя.
…………………………………………………………………………………………
- Герои Ваших рассказов – часто, как и Вы, «неформат»: девушка, которую выгнали из школы, женщина, лишённая материнства, мальчик «семилетнего достоинства», собиравший копейки… Эти истории, почти документальные, без всяких прикрас, нельзя читать равнодушно… А тот парень, которого не взяли во ВГИК. Почему? Потому что у ВГИКа - свой формат. Потому что отец парня – машинист. Не режиссёр, не оператор. А то бы растолковал сыну, какие именно снимки следует представить на конкурсные экзамены и как отвечать на вопросы… Я права? - И да, и нет. Габрилович-старший вряд ли наставлял младшего. Но был по-нынешнему «в формате». И этот «формат», извините, формировал младшего. Тем не менее, Евгений Иосифович – замечательный сценарист, а Алексей Евгеньевич – настоящий кинодокументалист, летописец своего поколения. С другой стороны, советская власть отсекала чересчур многих. И они появляются в моих рассказах. Детгизовская редакторша сказала: «Ваш герой – обиженный мальчик».
……………………………………………………………………………………….. - Что значит, по-вашему, «обыкновенный человек»? Само выражение. - «Средний человек» - статистический фантом, как «маленький человек» - эстетический, а «нормальный» - медицинский. Человек – космос. Ни «среднего», ни «маленького», ни «нормального»! Есть люди с чувством ответственности… понимают, как Наум Моисеевич Коржавин, что «жизнь серьёзна всё равно»… коротка, например. Понимание даётся верой… в Бога, в какие-то высшие ценности… у каждого - свой способ. Таких людей мало в любом обществе. По европейским меркам, мы уникальны тем, что до сих пор, полтора века, отменяем крепостное право. «Обыкновенный» россиянин не верит в Парламент, но верит в Правителя.
- Задержались в развитии? - У всякого общества – свои темпы. Французы - едва ли не век - устанавливали республику. Немецкая Веймарская продержалась двенадцать лет. Наше Временное правительство – восемь месяцев. Пришли Гитлер и Сталин - единоличные властители. Когда у Гёте спросили, что выбирает – порядок или справедливость? – «порядок», сказал небожитель, потому что в действительности (in fact) жил на земле.
- И что же у нас за порядок? - Российский. С оглядкой на местную историю и географию. Платон утверждал, что монархия – самое естественное государственное устройство. У царя есть всё. Для личного царского счастья не хватает лишь одного – благоденствия подданных… Вот изначальное народное мирочувствие. Если угодно – инстинкт.
- А как же разум? - Противоборствует инстинкту. И сотрудничает с ним. Тут действует формула Спинозы: надо не плакать, не смеяться, а понимать. В прошлом веке Борис Абрамович Слуцкий зарифмовал:
Надо думать, а не улыбаться, Надо книжки трудные читать, Надо проверять – и ушибаться, Мнения не слишком почитать.
……………………………………………………………………………………..
.. Когда работаешь «в стол», исчезают ложные, сиюминутные стимулы: тщеславие, корысть, поспешность, угождение читателю, государству... А что остаётся? Вот Вы горбатились практически без отдачи… зачем? - Позвольте самоцитату :
Один поэт уверял (мне передавали), что пишешь - как терпишь кораблекрушение. Изломанный и мокрый, выброшен на необитаемый берег и в случайный сосуд заталкиваешь послание, которое потом находит читателя.
- «Один поэт» - Мандельштам? - Он. Хотя мысль достаточно древняя. Карамзин ("Записки русского путешественника") навестил Виланда…
- Кого?.. Воланда? - Почти. Кристоф Мартин Виланд – немецкий классик XVIII столетия. И Николай Михайлович Карамзин спрашивает его:
- Автору нужны читатели? - Нужны, - сказал Виланд. - Но если бы судьба определила мне жить на пустом острове, я написал бы всё то же и с тем же тщанием.
- Как!?.. На необитаемом острове?.. ……………………………………………………………………………………..
- А что изменилось в эпоху «гласности» и «перестройки»? - В моей жизни - ничего существенного. Изредка стал печататься. В парижском «Континенте» прошла подборка… две книжки по-французски… Но роман об Александре Ивановиче Полежаеве появился только сейчас…
……………………………………………………………………………………
- Расскажите про «четверги». - В 70-80-е годы сложилось полуподпольное литературное объединение, куда молодые люди позвали меня как, ну, что ли, «старшего товарища». Сходились раз в неделю, «после дождичка в четверг», приблизительно пять или семь лет. Поначалу – на задах «кремлёвской больницы» (Романовский переулок - по-советски улица Грановского), потом – за метро «Войковская». Обсуждали свои произведения, читали классиков, переводили с немецкого, с английского. Приглашали Венедикта Ерофеева, Генриха Сапгира, Ираклия Квирикадзе, Дмитрия Александровича Пригова…
……………………………………………………………………………………………
- Кто сегодня - «герой нашего времени»? - По идее – человек дела и действия, честный предприниматель. Да откуда им взяться, коли «не обманешь – не продашь» и само слово «деятель» (не с лёгкой ли руки Достоевского?) воспринимается иронически. Однако же, уповаю – проклюнутся. Случилось же чудо на наших глазах! В герое соцтруда (трижды герое), в разблагополучном атомно-водородном академике проснулась совесть.
- Но Сахаров – один! - Так Вы и спрашивали о герое. Хотя формула Лермонтова – скорее местный филологический термин.
- Ну и вернёмся к изящной словесности: кто из писателей Вам ближе? - Наша великая литература не велика по объёму: от «Слова о полку» до Ахматовой компактно умещается в одной голове. Как на рассказчика повлияли на меня Бунин, Бабель, Платонов. В меньшей степени – Зощенко, Олеша, Набоков. В какой-то мере – Розанов, Ремизов, Замятин. И недавно покинувший нас Александр Моисеевич Володин. Восхищён и покорён жанровою свободой. Не только сценарии записывал прозой, лирической, сугубо интонационной прозой от «первого лица», но и последние пьесы. А стихи!
Меня ошибочно любили златые женщины твои. Меня случайно не убили враги твои – враги мои.
Долдонили, меня позоря, твои начальственные лбы, что выносить не надо сора, пойми, мол, из чужой избы.
……………………………………………………………………………………………….
- Чем сейчас занимаетесь? - Живу, пишу, издаюсь, болею… Лет двадцать назад Михаил Наумович Эпштейн – теперь американский профессор – основал творческое содружество «Образ и мысль»…
- Такие нынешние «четверги»? - Нет, «понедельники». Только вполне легальные. Собираемся в районной библиотеке на Новочерёмушкинской улице…
- А сами что пишете? - То да сё… всякое… Выдумал как бы жанр - «коротышки в литературных кругах». Маленькие байки, анекдоты, притчи. Эссеистика с юмористикой.
- А почитайте! - А пожалуйста!
Пути-дороги
Горький сказал молодому Бабелю: - С достоверностью установлено, что ничего-то вы, сударь мой, не знаете. Но догадываетесь о многом... Ступайте-ка «в люди»! И я, говорит Бабель, пошёл. Однако же Мейерхольд держался иного мнения: в искусстве важнее догадываться, чем знать. И куда ж нам теперь идти? |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|