Андрей Тавров
поэт, писатель, редактор книжной серии "Русский Гулливер"
статьи о духовных принципах жизни с точки зрения христианина
КОЛОКОЛ ВСЕГДА ЗВОНИТ ПО ТЕБЕ
(Месть и Евангелие)
Последнее время мне меньше всего хочется выписывать евангельские рецепты
счастливой и правильной жизни. Последнее время мне все больше и больше нравится находить в тексте Библии не ответы, а вопросы -- те самые, на которых нет однозначного ответа. Ибо они требуют того, чтобы ответ на них исходил не в результате жесткого и однозначного цитирования, а поднимался из растревоженных глубин моего существа вечных и неоднозначных, сотворенных Богом глубин. Чтобы он достигал моего сознания в своем антиномичном единстве, в котором есть правда, большая, чем все мои маленькие земные да и чем все мои маленькие земных нет - любовь.
Меня всегда тревожило то место из Откровения св. Иоанна, где праведники обращаются к Господу с просьбой отомстить за их смерть. Вот как это звучит: И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка, Святой и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? (Откр., 6, 9-10). Тревожили меня эти стихи потому, что здесь речь идет о мести. И надо сказать, что двадцатый век бился и изнемогал вокруг этой проблемы. Вопрос о смертной казни, учение Толстого о непротивлении злу, Три разговора Владимира Соловьева с их русской пушкой, отмщающей врагам за резню - все это закручивается, подобно циклону вокруг одного единственного пустотного центра воздаяние, месть. Приходится признать, что двадцатый век не решил проблемы мести, отмщения. Возможно, ее решит век 21-й, несмотря на то, что на первый взгляд он всеми силами пытается эту проблему не решить, а, скорее, снять. Например, при помощи категории политкорректности -- в основе которой, пусть несколько наивно поданная, лежит все та же проблема компенсация за зло.
Я не готов дать рекомендации по поводу того, что делать с проблемой мести и гнева. Каждый жизненный эпизод ищет своего решения и не похож на другие. Но мне хочется поделиться некоторыми соображениями.
Меня всегда восхищало наличие этого пустотного центра в Гамлете, все действие которого нанизано на проблему мести. Именно вокруг мести в Гамлете формируются такие важнейшие этические темы, как отношение сына к отцу и матери, любовные отношение мужчины и женщины, правда и ложь, смысл жизни. А суть одна и один вопрос, стоящий перед героем мстить ему за убийство отца, убивая других людей, или нет. Владимир Соловьев, великий русский философ, отозвался о проблеме Гамлета неожиданно протокольно и однозначно, как о поэзии и трагедии не отзываются: Гамлет просто забыл, что он христианин. Протокольно и однозначно, но предельно точно. Отсюда следует, что если бы Гамлет не забыл, что он христианин, он не стал бы мстить. Ведь христиане не мстят, правда? Или, по крайней мере, считается, что не мстят.
И если есть охранительная и ограждающая правда в мести, то есть и не менее важная правда. Она заключается в том, что я не могу представить себе Яна Гуса, например, представшего перед Христом с просьбой покарать тех, кто отправил его на костер. Также как не могу вообразить Александра Меня требующего у Бога отмщения за свою смерть. Почему? Да потому что и Иисус и Его праведники сами эту смерть выбрали, сами ее создали, сотворили как высочайший акт духовной и исполненной настоящего мужества деятельности.
Мне кажется, что на проблему мести мы заходим не с той точки. Мы пытаемся решить ее юридически, отрывая от величайшего творческого дара любой личности дара сотворить свою жизнь и сотворить свою смерть. Ибо очень часто человек ищет своей смерти сам, и когда он это делает долго и настойчиво, срабатывает его божественный образ и подобие, срабатывает его великий творческий потенциал он создает свою смерть и она приходит к нему. Проблема смерти от наркотиков заключается, в основном, не в том, кто эти наркотики продает, а в том, кто их употребляет. Ибо именно тот, кто делает это, творит свою собственную смерть. Другие люди просто помогают ему реализовать его желание. Если бы воля к смерти у наркомана отсутствовала, продавцы наркотиков просто не появились бы на земле. Мое замечание полемично, я сознаю это. И все же я хочу пояснить свою мысль.
Дело в том, что в огромном большинстве случаев МНЕ НЕКОМУ МСТИТЬ. ПОТОМУ ЧТО ПРИЧИНОЙ СВОИХ БЕД ЯВЛЯЮСЬ Я САМ. Я САМ ВЫБИРАЮ БЫТЬ УНИЖЕННЫМ, НЕСЧАСТНЫМ, НЕПОНЯТЫМ, УМЕРШИМ ОТ НАРКОТИКА ИЛИ ДЕПРЕССИИ. Я сам выбираю свое одиночество, на которое жалуюсь, я сам выбираю сварливых соседей, которые не дают мне нормально жить, я сам выбираю женщину, которая делает меня несчастной. Я сам часто выбираю пулю наемного убийцы.ПОТОМУ ЧТО МНЕ ЭТО НУЖНО. Потому что у человека кроме воли к жизни есть воля к смерти. И эту волю он способен реализовать сполна. И если вы думаете, что мне легко писать эти слова, то вы ошибаетесь. Мне очень трудно писать эти слова.
Давайте зададим себе простой вопрос: видели ли мы апостола Павла жалующимся на соседей, униженным, в депрессии, в тупике, в отчаянии. Надо ли мстить всем тем, кто гнал его, как он сам прежде гнал христиан. Есть ли в этом нужда и правда? Нет. Потому что апостол Павел сам сотворил свою смерть и свою жизнь
_ Да ничего подобного, - возразят мне. _ Это просто гордыня, - возразят мне. --Человек не творит свою жизнь, а отдает ее Богу, и Бог творит судьбу и жизнь человека. Хорошо, скажу я, - пусть так. Но тогда зачем вообще все эти разговоры об отмщении, если все это от Бога?
Но дело-то как раз в том, что Бог создал меня по образу Своему и подобию. Он создал меня творцом. И не просто творцом, а существом, которое не может не творить. Потому что я творю свою будущую жизнь каждую секунду своего существования. И делаю это либо со знаком плюс, либо со знаком минус. Я просто не могу, не умею не творить. И даже если бы я очень захотел и изо всех сил попытался бы это сделать у меня ничего бы не вышло. Потому что это моя природа. Или (скажем философским языком) творчество имманентно человеку, внутренне присуще. И поэтому я сейчас и здесь, каждую секунду своего земного времени либо творю все свои будущие тупики, заторы, безвыходность, ненависть, врагов, предательства, проигрыши, семейные трагедии, духовные трагедии, либо Либо я творю свою святость, свой достаток, свою любовь, свои свершения, свои находки, свое счастье и свое чудо, к которому призвал меня Бог. И я призван к этому Его словами. Больше Меня сотворите - сказал Господь своим ученикам накануне Распятия.
Разве мы относились когданибудь к этим словам всерьез? Настолько всерьез, насколько всерьез они прозвучали? Пробовали понять их радость и их высоту. Принять их правду, их реальность, предложенную нам. Реальность сотворить больше Иисуса, причем не метафорически, а буквально. Или это тоже гордыня относиться к Его призыву серьезно? И когда я творю не с Ним (каждую, каждую секунду!) я расточаю. Я продолжаю творить, потому что не творить не могу, но творю уже без Него, творю уже сам. Я всю свою огромную силу творчества, всю мощь этого дара употребляю на то, чтобы сотворить себе те невыносимые проблемы, за которые впоследствии буду требовать к ответу других людей. Осуществлять свое право на месть. Но, положа руку на сердце, разве другие виноваты, что я избрал именно этот путь? Разве они решали за меня - с Христом мне творить или без Него? Нет, это я решил, решил сам. Так кому же мне мстить? И многие мстят себе, когда невозможно отомстить другому.
Но и тогда, когда я мщу другому я мщу себе. Потому что Адам в древнееврейском множественного числа. Адам это все мы. В особом смысле это реализуется в Церкви, которая по словам апостола Павла одно тело. Но и не христиане, все человечество одно тело, Адам, я. Поэтому в каком-то тонком смысле -- каждый другой это я. Это очень хорошо чувствуют поэты и святые. Это очень хорошо чувствовал английский поэт и священник, строкой которого Хемингуэй назвал свой роман По ком звонит колокол. Он выразил это чувство общего я так: Смерть каждого человека умаляет меня, ибо я един с человечеством. Итак, никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит по тебе.
Но если эти строки -- правда, и если правда золотое правило духовности: поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, то не значит ли это, что любая месть другому это месть себе. Причем, повторяю, не метафорическая, а буквальная, потому что она осуществится, вернется, придет, настигнет. Поэтому и говорит Господь не мсти, отдай отмщение мне, я воздам. И не будет Он воздавать как некий земной судья, а просто даст мне узнать свойства духовного закона, а закону возможность работать и дальше. Ибо, войдя в месть, вызовешь огонь на себя. Поэтому что мстить можно только себе. Потому что, когда я мщу другому, я утверждаю не единение его с собой, а свою отдельность от него. Я утверждаю, что пусть Бог посылает дождь на злых и на добрых, меня это не касается. Я не хочу плодоносящего дождя над злыми. Я утверждаю не работу любви соединяющей, а работу ненависти раздробляющей. Я в результате утверждаю свою отделённость от Источника жизни и счастья, от Любви. И я выбираю свою боль, свою трагедию. Ибо свобода выбора тоже дар мне от Бога. И Бог не препятствует собственному дару.
Я не призываю поощрять зло.Я не призываю к прекраснодушному романтизму. Я призываю к Романтизму - власти того, что нельзя увидеть. В этом смысле Христос был великим Романтиком. Он был во власти Невидимого и опирался на то, что пощупать нельзя. Как я благодарен Ему за то, что не стал Он отговаривать Петра, когда тот захотел пойти по воде. Он не сказал Ему: К чему все эти бессмысленные чудеса, Петр! Сиди в лодке и греби к берегу. Нет, Он сказал ему одно короткое слово: Иди! И за ним столько всего прозвучало! -- Испытай свою веру, увидь, что ты творец, убедись, что ты способен это сделать, и поверь Моим словам, когда я скажу тебе, что ты в свое время сможешь больше Меня сотворить. Ты сможешь сотворить свою жизнь и свою смерть, вне зависимости от того, насколько злы и несправедливы будут к тебе люди. И ты не будешь им мстить, потому что мы побеждаем зло добром, а не местью. Потому что у тебя даже не возникнет этого желания. А если и возникнет, то желание Жизни и ее чуда, влекущего тебя по водам, будет больше желания Мести.
И все же праведники Апокалипсиса взывают о мести. И не утихают их голоса, и не могут утихнуть. Почему? Да потому что смерть праведника это зло, а зло должно уйти из мира. Потому что смерть праведника это отделение того, кто его убил, от жизни, от самого ее источника, самоубийство. И этого не должно быть.
Они, эти души, стоящие теперь у небесного жертвенника, видели, как травили христиан, их собственных друзей и жен, их детей и их самих на арене Колизея, и как их сжигали в императорских садах заживо, устроив из них живые факелы. И хотя они и создали сами свою смерть, ее непостижимую глубину и ее превышающий понимание палачей смысл этого в будущем мире не должно быть.
Бог не мстит. Но на человеческом языке возмездие за преступление называется местью. Как это называется на языке Божественной любви нам всем еще предстоит узнать. И в память этого взывают о мести праведники.