МЕРТВАЯ ЖИЗНЬ

ГЛАВА 15

Закованные в больничный круг люди меняются, не изменяя ни общего порядка, ни даже мелких привычек. Внутри их подчи�няет правило боли. А вырвавшись, они будут прятаться от дождя под зонтиком, а не за тоскливым стеклом, а живые капли дождя будут касаться их рук, обгоняя друг друга, но уже новый порядок заберет себе их время, и журчание капель, заговаривавшее им боль воспоминаниями об огромных лужах их детства, снова станет только дождем. Но это слово в своем звучании оставит загадочную тягу людей поскорее оказаться дома, зажечь свет, готовить ужин и, не слушая, слышать за окном дождь.

Фому выписали из больницы.

Ярким утром он медленно брел по прямой живой улице. Милые, быстрые женщины шли навстречу, трамвай, жмурясь на солнце, катал желающих по городу, все время улыбающемуся звонкими окнами больших добрых домов. Он подумал, что какой-то художник оставил всю эту картину на улице. Вернется и заберет, и тогда кого-то толкнут, или во взгляде мелькнет быстрое тяжелое зло.

Около дома Фома вспомнил о своем натюрморте. Но как только он вошел в подъезд, соседка с первого этажа открыла дверь и сказала глухим голосом.

- Собака ваша рыжая подохла, только еду зря перевели.

Забрал художник свою картину, испугался долго оставлять на улице.

ГЛАВА 16

Яблоки сморщились и засохли с простотой и ненужностью осенней листвы. Когда он разглядывал их жизнь, пытался ее повторить, они, уже сорванные, были недосягаемы, дразнили его. И вот теперь, лишившись совершенных форм жизни, приоб�рели точные линии совершенной гибели. Ему впервые было не страшно подходить к холсту, потому что не осталось в душе надежды. Последний раз она вздрогнула нетерпеливым ключом в замочной скважине и выпала из рук. Фома рванул на себя отвернувшийся холст и увидел пять испугавшихся предметов, пытавшихся притвориться обычными яблоками на тонкой полосе тарелки со строгой, как брови учительницы, синей чертой у самого края бесконечного незавершенностью стола. Измучен�ный холст, честно уставившись, смотрел на Фому. Фома отвер�нулся первым. За спиной, плотно прикрыв за собой все двери, стояло долгое одиночество.

ГЛАВА 17

Я перешла на другую сторону улицы и за мной этот странный человек. Он ходил уже так несколько дней. Иногда он оставался ждать меня у подъезда, а когда шел дождь - сидел на подоконнике и смотрел в пустые глаза заснувшей в темноте улице. На улице он всегда шел за мной торопливо, боясь отстать, как ребенок. Он никогда не прятался, и из-за этого я почти не боялась его. В четвергу соседей заболел ребенок, он плакал всю ночь. А в пятницу на четвертом этаже началась свадьба. Невеста была беременна. Она все время присаживалась на стул, не дожидаясь конца танца, и когда ела, казалось, что она внима�тельно прислушивается к тому, что в ней происходит, но с каким-то очень напряженным, почти недовольным выражением. Под утро, когда все уже стали расходиться, жених заснул, а она заплакала. День был нарисован бледными не старательными красками. И на него можно было бы совсем не обращать внимания, если бы не четкая безусловность оконной рамы. Первым день заметил будильник, но невнятный день не торопил просыпаться. На работу я опять опоздала. Последнее время мне стало казаться, что эта, владеющая моей жизнью, необходи�мость: каждый день бывать девять часов среди людей, - неспра�ведливость. Люди на работе неплохие, но чужие. И из-за того, что целыми днями вместе, ведут себя, как родственники, даже обижаются друг на друга. Каждый праздник мы накрываем на стол и пытаемся пить водку. Когда я уходила на работу, Странный человек никогда меня туда не провожал, он оставался дома.

продолжение