Кассандрион в этом случае реализуется с помощью поставленных друг за другом трех сюжетов: доисторический человек - вымерший мамонт, животное (не человек) - вымерший лес, исторический человек ( в самом начале истории) - идиотический камень (как результат труда человека). Все это запараллеливается с картиной, которую еще предстоит написать, "два идиота в непроглядной тьме".
Апокалиптичность Кассандриона И.Иогансона, также как и в приведенном примере из творчества И.Лощилова, достаточно очевидна и подчеркивается помещенным на развороте рисунком слепца со стоящей перед ним на задних лапах поводырем-собакой. Слепец, при этом сидит на крышке христианского гроба. Кассандриации на почве экологических идей подвергается не только отношение человек-природа, но и христианство (дополнительными коннотациями рисунка) и русская культура, указанием на одну из значительнейших национальных фигур, Александра Блока (который построил Кассандрион тремя периодами собственной творческой и духовной жизни, находящейся в неразрешимом противоречии с его же собственными патриотическими интенциями).
Однако, возможности Кассандриона в области проективного стиля не ограничиваются диполем и могут основываться на традиционном литературном дискурсе. Не углубляясь в историко-литературные аналогии, связанные с эпифаниями и творчеством Ивана Бунина, приведу здесь, в качестве примера рассказ Ларисы Фоменко "О чем пел старик" из книги "Время уже кончено", Избранное, New-York, 2000 . Само название книги уже говорит о том, что включенные в нее произведения имеют отношение к избранной мною теме.
В рассказе "О чем пел старик" наблюдается полная нумерологическая симметрия: три персонажа эпифании, три эпизода несостоятельности, три уровня трагической концовки.
В рассказе участвует три персонажа: героиня - европейская женщина, чужеземка, неверная язычница, старик-араб и араб-ребенок.
Как и в двух предыдущих примерах, в провиденчески состоятельной коллизии Л. Фоменко имеют место три эпизода, если, конечно, не брать в расчет краткую экспозицию, необходимую для создания экстраполирования. Каждый эпизод подан, как эпизод несостоятельности.
Первый эпизод описывает, покупку лирической героиней гранатов на восточном (арабском) базаре. Второй эпизод описывает беседу лирической героини и старика-араба. Третий эпизод описывает смерть (расколотый гранат). В первом эпизоде автор живописует несостоятельность ребенка, враждебного героине. Эта враждебность перечеркивается действиями старика, который продает неверной "гранаты" как раз такие, какие надо. В тексте обыгрывается двойной русский смысл "гранат", одна из которых действительно "взорвется". Во втором эпизоде читатель видит несостоятельность враждебного обращения старика-араба к Западу, ведь "скоро наступит час молитвы, и старику волей-неволей придется повернуться лицом к востоку, оставив закат без присмотра". И, наконец, в третьем эпизоде рассказ завершается несостоятельностью жизни - "я гляжу, как алая лужица сока мигом окрашивает белую пыль в цвет глины, и чувствую, как в горле застревает глиняный ком. Наклонившись, переворачиваю гранат на спину (подчеркнуто мною - Ю.П.) и разом встречаюсь с его выпученными от боли и страха, налитыми кровью глазами, уже начинающими стекленеть".