записал рудольф котликов, мысли и чувства не мои, да и тело я, признаюсь, одолжил.
-
-
АКАДЕМИЯ
-
...из операционно-столового цикла
автор живописи Рудольф Котликов
Академия
В кабинете (видимо, дантиста)
Он залпом осушил полный бокал голоса доктора и бодро, чуть шатаясь, шагнул к креслу.
Кафель стен, яркий до боли свет, суета; сразу не мог понять, кухня или операционная. Появились санитары в забрызганных кровью халатах, распахнутых на волосатой груди. Не знаю, что они со мной сделали, раздели и разделали, но когда они вышли, появились слуги в шелковых шальварах и шлепанцах на босу ногу, между прочим, довольно красивые. Они понесли меня на подносе. Когда я увидел ее, возлежащую на оттоманке, она лениво скользнула по мне желтыми, раскосыми глазами. Я был польщен, тут же начал кокетничать, закатывать глаза, щелкать пальцами, пританцовывать и напевать. Слуги ушли, жадно посмотрев на меня, а один смуглый осмелился послать воздушный поцелуй. Она медленно встала и направилась ко мне, внимательно осмотрела и фыркнула:
– В чем дело, где твои пальцы?
– Санитары откусили, – признался я.
Вошел грузный мужчина, и она забылa обо мне. Они обнялись и что-то еще делали, их невнимание огорчило меня. Однако скоро мужчина заинтересовался и подошел ко мне, протягивая руку. Я решил: хочет познакомиться, – и просиял, но он ощупал меня холеной рукой и сказал:
– Xолодный.
Я возмутился, но пришли слуги и унесли меня обратно. В коридоре они подрались из-за меня, я же хотел посмотреть драку из любопытства, волнуясь и переживая за тех и других, но прирожденная гуманность взяла верх, и я миролюбиво сказал:
– Друзья... не надо... хватит на всех...
Они взялись за руки и закружились в хороводе вокруг меня. Они пели песенку и пускали слюну, а смуглый слуга в шелковых шальварах, который успел украдкой поцеловать меня, когда клал на поднос, подмигивал мне и посылал воздушные поцелуи, указывая на дверь, но нет, нет, будь он трижды красивый, я принадлежу ВСЕМ ВСЕМ ВСЕМ.
Я лежал на столе, а они возились надо мной, что-то делали. Не помню, как я очутился здесь, видимо, уговорили. Лежал тихо, они работали, время от времени они вынимали что-то из меня, клали в рот и торопливо жевали. Я поймал их беспокойный взгляд.
– Нет, не мешаете, – старался успокоить их. Они несколько смутились, казалось, совсем ушли в работу, потом опять нашли, вытянули что-то большое, тут же прервались и отошли к окну, там поругались. Я приподнял голову, догадался, что спор о том, кому достанется лучший кусок. Решил вмешаться:
– Не ругайтесь, хватит на всех, – сказал я примирительно.
Когда вышел из больницы, почувствовал легкость необычайную. Сразу видно, носил лишние детали. Но почему-то исчезли эмоции, ни страха, ни боли, ни ненависти, да и любовь тоже иссякла. Завяли для меня цветочки, сморщилось солнышко. Девушки, милые стройные девушки, как то: продавщицы, строительные рабочие, крестьяне и интеллигенция, инженеры и ученые, судьи, циркачки, проститутки, спекулянтки и милиционерши – словом, милые девушки не обращали больше на меня внимания. В отчаянии обратился к доктору. Он внимательно осмотрел меня:
– Mногого не хватает.
Я удивился:
– Bот как? А я думал: лишнее, лечился, они многое из меня брали…
Доктор замялся, потом неестественно бодро уверил, что вырастут новые, и выписал микстурный рецепт. Больше я не хожу по врачам, лучше к судьям, они приговаривают, а милиционерши уводят.
В больнице доктор решила меня оперировать, как только я вошел в кабинет.
Санитары положили меня на стол, при этом они быстро, с оглядкой, целовали меня.
Один из них, высокий и костлявый, делая вид, что наклонился для очередного поцелуя, ухитрился выпить мой глаз. Я улыбнулся ему уже одним глазом, полным упрека и горькой слезы. Доктор мастерски выпотрошила меня. Пришла боль.
– Хорошая, – сказал я боли и обнял ее. При этом пытался обнять и доктора, и нож, но доктор строго попросила не мешать. Все же хорошесть лилась темно-теплой влагой, и я решил, если еще что придет, тоже будет хорошим, и я обниму это. Себя я обнять не мог, не хватало рук. Открыл дверь сознания и выпустил мысль.
– Обними доктора, – напутствовал я мысль, – и нож не забудь!
– Хорошо-то как, – говорила доктор в хорошести и обнимала мою мысль.