записал рудольф котликов, мысли и чувства не мои, да и тело я, признаюсь, одолжил.

ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ

рисунок Владимира Солянова

Рассказики о палачах

Академия

     из чулочного

     из операционно-столового

     из каблучного

     из болевого

     из плачевого

     из бельевого

Эсхатологические этюды

Притчи

Афоризмы

Вчера

Мой изумленный дух трепещет перед ней...

Расин «Федра»

     Как надоели нам зыбучие пески! Мы долго шли, с трудом передвигая ноги, и желтизна пустыни застыла в наших глазах. В который раз открылся мираж: золотые купола и белые дома среди густой зелени. Нет! Нет! На этот раз не мираж. Среди сонной зелени высоких холмов виднелись красные черепичные крыши сверкающих белизной домов, полого спускающихся к океану. Мы остановились в пансионате, небольшом двухэтажном домике с деревянным резным балконом. Вечером я спустился вниз. Единственная улица вела в гавань, где виднелся розовый лес мачт и разноцветные крылья парусов. Шумные торговцы собирали свои товары и грузили на молчаливых ос­ликов, зажигались огни таверн, покачивая крутыми бедрами, появлялись в дверях домов веселые женщины с далеко выступающей грудью. Когда я вернулся в пансион, заметил, что гора над городом сильно напоминает профиль женщины, надменный и гордый профиль царицы. Я поднялся по шаткой скрипучей лестнице, открыл дверь в комнату, там я увидел товарища моего по странствиям Агафокла. Он сидел на коленях у женщины, а ее лицо было точно лицо горы над городом. Волосы ее разметались по комнате, и поглощающие глаза ее были невыразимы. Испуг овладел мной, благородный испуг.

     – Агафокл! – закричал я.

     Он быстро взглянул на меня и спрятал лицо свое в глубокой тени этой странной чужой женщины. Только раз посмотрела она на меня, и ноги мои приросли к полу, налились свинцом. Она звучно поцеловала моего товарища Агафокла в лицо, и лицо его исчезло в бесконечной и яркой линии ее губ. А сам Агафокл как бы сник, съежился и множеством складок сполз на пол, и затих совсем маленьким бесформенным комочком. Она медленно встала, расправила его и опустила в щель между досок на полу. Мой товарищ по странствиям Агафокл!

     Я тяжело спустился вниз и прислонился к косяку двери. Тучи обложили небо, и гора с трудом просматривалась зловещим темным силуэтом, пронзающим небо. Незаметно я очутился в порту. Корабли теснились у причала, и отражение многочисленных мачт и парусов в бликах воды, словно калейдоскоп, заворожило меня. Ко мне подошел старый матрос, коричневое лицо его было испещрено, как знаками, сетью морщин, а в глубине их светились синие ласковые глаза.

     – Море, – сказал он задумчиво и запыхтел трубкой. – Откуда ты, незнакомец?

     Я взглянул на него, не зная, что сказать.

     – Вот товарищ у меня был, Агафокл... – я замолчал. Вдруг там, среди розовых волн, я увидел смеющуюся молодую женщину, косы ее, словно лучи заходящего солнца, а платье, как ветер, облегало стройную молодую фигуру. Она бежала по волнам к берегу. Как током, обожгла меня память.

     – Вина! – закричал я, протягивая руки. – Вина!!!

     Она бежала навстречу и смеялась, совсем такая, какую я видел ее последний раз. Вот уже близко, и руки наши почти коснулись, но… как мираж, вдруг исчезла она, только смех ее все еще струился сверкающим кружевом у моих ног, только прозрачные холодные волны лизали безмолвный берег.

     – Вина, Вина! – голос мой дрожал и падал в бес­конечную бездну одиночества, голос мой оборвался…

     – Да-а-а-а, – протяжно сказал матрос, – на море и не такое бывает.

     – Это Вина, жена моя, – глухо сказал я, – она осталась там, она ждет… и дом мой…

     Похлопал меня по плечу натруженной тяжелой рукой матрос и сказал бодро:

     – Ничего, у меня есть корабль, «Барракуда» его зовут, я отвезу тебя, мы найдем...

     – Да, да! – закричал я, чтобы жить… жить в ее улыбке, в лепестках полевых цветов, луговых трав, жить в звуках и красках родного города, города, где мой дом и Вина!

     Я схватил его за рукав грубой куртки и торопил его. Мы подошли к молу. Он всматривался в корабли, глаза его как-то вдруг потерялись, он сел на камень и закрыл лицо темными заскорузлыми руками.

     – Я совсем забыл, – тихо сказал он, – корабли-то ненастоящие.

     Слова его балансировали на тонкой проволочке надежды, и вот уже вроде сорвались, как неудачливые канатоходцы, а может, проволочка оборвалась, как все на земле рвется...

     – Пойдем, – я взял его за руку, – скоро будет гроза.

     И правда, небо заволокло тяжелыми громоздкими тучами, казалось, что небо вот-вот упадет на землю. Мы медленно шли вверх по узкой улице, из домов выходили люди, тихое и протяжное пение повисло над городом. Люди шли к горе, Я видел, как дрожала она, как полыхали глаза женщины-горы.

     – Боги наказывают нас, – сказал матрос, – только за то, что мы есть… все это было вчера, и жизнь наша была вчера…

     Огненный поток, словно язык богини, приближался к нам, и я видел, как передние ряды дрогнули. Я опустился на колени и сказал:

     – Я Лампсак, я тоже был вчера

на главную