Статьи об Олеге ЭЙГЕСЕ

и его творчестве

Анатолий Александров. Глубина Мысли

Николай Рославец. О. Эйгес, соч. 5, соната для фортепиано

Самуил Фейнберг. О творчестве Олега Константиновича Эйгеса

Газета "Уральский рабочий" от 2 сентября 1948 г. "О десятой симфонии композитора О.Эйгеса"

Григорий Гордон. О. К. Эйгес (штрихи к портрету)

Статьи об Эйгесах в общей энциклопедии музыки, основанной Фридрихом Блуме

 (на немецком)

Профессор Григорий Гордон

"О. К. Эйгес (штрихи к портрету)"

Статья, была написана в 1977 г. для журнала

"Советская музыка". Напечатана не была
О.К. Эйгес с момента написания статьи до своей

кончины в 1992 году создал еще ряд произведений

(симфонии, сонаты и др.).

     Советская музыка за 60 лет своего развития дала миру творцов, чьи имена известны каждому. Мы очень богаты — наш “золотой фонд” содержит в себе произведения непреходящего значения; но, может быть, именно потому мы не всегда по‑хозяйски обращаемся с тем, чем обладаем: некоторые сочинения звучат часто — они у всех “на слуху”; другие — значительно реже; есть и такие — и их немало — которые практически исключены из концертной жизни. Однако, прямой зависимости между популярностью музыки и ее достоинствами — нет; эта истина не требует доказательств. Часто ли звучат сейчас симфонии Мясковского? А многие и многие сочинения Шапорина или Шебалина? Да и слишком редко мы слышим, скажем, такие симфонии Прокофьева, как Вторая, Третья, Четвертая или Шестая. Здесь не место подробно останавливаться на причинах этого. Сошлюсь только на справедливые слова Е. Ф. Светланова: “Что греха таить, наши концертные организации нередко идут по пути наименьшего сопротивления, не хотят рисковать, желая любым способом наполнить зрительный зал: отсюда — неизбежное, искусственное сужение репертуара. И если само имя артиста не особенно привлекает публику, то тут на “выручку” немедленно приходит стандартные программы. К примеру, набор бетховенских “шлягерных” сонат или симфоний, монографии Шопена, Листа, три последние симфонии Чайковского с присовокуплением его же Первого концерта для фортепиано (или скрипичного) и так далее”.^[1]

Все сказанное имеет прямое отношение к теме данной статьи; в ней речь пойдет о замечательном советском композиторе Олеге Константиновиче Эйгесе, не так давно перешагнувшем порог своего семидесятилетия, — и о судьбе его музыки. О. К. Эйгес — как всегда! — по‑прежнему работает с неослабевающим горением, не представляя своей жизни без музыки, без творчества. Его имя хорошо известно, — выдающимся советским композитором, пианистом и педагогом назван он в одной из рецензий журнала “Советская музыка”.^[2]  В то же время его музыка — и это поистине достойно удивления! — исполняется чрезвычайно редко, она фактически не входит в музыкальный обиход и, тем самым, не доходит до слушателя, ради которого и для которого она создана. В этой статье не будет анализа творчества Эйгеса (это, понятно, требует совершенно иных масштабов работы — большого специального исследования); ее цель гораздо скромнее: дать лишь “отражение” этого творчества в высказываниях музыкантов, имевших возможность в той или иной мере соприкоснуться с ним. Для этого понадобится много цитат: они, разумеется, совершенно необходимы для того, чтобы яснее был виден тот непростительный разрыв, который существует между высокой оценкой музыки Эйгеса и ее реальной жизнью на концертной эстраде и — шире — в сознании слушательской аудитории.

Приведем, для начала, список сочинений Эйгеса (причем далеко не полный!), созданных к сегодняшнему дню: опера “Воскресение” (по Толстому), 14 симфоний (последняя - 1977 г.), фортепианный и скрипичный концерты, Концертино для альта с оркестром, 9 фортепианных сонат (последняя - 1976 г.), камерные сочинения: фортепианное трио и квинтет, струнный квартет, сонаты для виолончели и скрипки с фортепиано, романсы. Не правда ли — впечатляющий перечень? Разумеется, дело не в количестве — о качестве же речь впереди. Прежде чем продолжить наш разговор, обратимся — очень кратко — к биографии композитора.

О. К. Эйгес родился в Москве в 1905 году в семье известного музыканта К. Р. Эйгеса. Его музыкальная одаренность рано обратила на себя внимание. Народный артист СССР Ан. Н. Александров, хорошо знавший эту семью, пишет: “Я вспоминаю, что еще в юном возрасте, приблизительно десяти лет, будущий композитор поражал окружающих, и меня в том числе, блестящими природными данными — музыкальной памятью и слухом. Он был в полном смысле слова вундеркиндом, рано начал сочинять и в совершенстве владел игрой на фортепиано. Меня до сих пор удивляет одна его особенность: О. Эйгес разучивает произведения сначала по нотной записи (то есть, внутренним слухом), а затем подходит к инструменту и воспроизводит выученное”.^[3]

С первых же композиторских шагов Эйгеса сказывается то противоречие, о котором шла речь в начале статьи: исполнители проходят мимо его музыки, критика же сразу обращает внимание на молодого автора. Так, по поводу только что вышедшей из печати Первой фортепианной сонаты, ор. 5 в журнале “Рабис” была напечатана статья, с которой выступил известный музыкант Н. Рославец. Отметив заметное влияние Скрябина на пятый опус молодого композитора, (это констатирует в своей книге “Советская фортепианная музыка” и А. Д. Алексеев), Н. Рославец продолжает: “… в ней (в сонате - Г. Г.) мы обнаруживаем прямо блестящую, из ряда вон выходящую технику, далеко перешагнувшую технику Скрябина (! - Г. Г.). Искусство автора сказывается не только в области гармонической. Тематизм, ритмика, общая формальная структура, наконец, фактура произведения, — во всём этом видишь смелую и твердую руку огромного таланта, о юности которого совершенно забываешь.

Говоря об общем впечатлении от сонаты, нельзя не признать, что ее звуковая яркость, эмоциональная насыщенность и радостно‑боевой размах музыки, по‑юношески бурлящей и клокочущей, — делают ее подлинным произведением современности, наиболее примечательным из всей музыкальной продукции, выпущенной Музсектором ГИЗ’а за последний год.

Соната, конечно, технически очень трудна; она требует вполне зрелого и при том вполне культурного исполнителя.”^[4]

Нет ничего удивительного в том, что Н. Рославец, говоря о Первой сонате Эйгеса, вспомнил имя Скрябина: ни один композитор не “возникает” на пустом месте. Применительно же к Эйгесу надо сказать, что его творчество целиком уходит корнями в русскую почву; я бы назвал здесь три имени — Скрябин, Метнер, Прокофьев. (Скрябин и по сей день остается любимейшим композитором Эйгеса). Нужно ли говорить о том, что творчество Эйгеса, органически вобрав в себя опыт этих великих композиторов, — ярко индивидуально и самобытно. Эйгес “похож” только на самого себя; и если верно, что лицо композитора определяется “узнаваемостью” его музыки, то сочинения Эйгеса узнаешь сразу — по первым же тактам. Конечно, это требует некоторых усилий: музыка Эйгеса сложна и содержательна, она не сразу входит в сознание, и нужно время, чтобы “принять” ее интонационную сферу, вслушаться во всё, что “происходит” в этой музыке. Сошлюсь в этой связи на слова Ан. Александрова: “Музыка Эйгеса не захватывает вас сразу ярким тематизмом, к ней нужно идти, внимательно в нее вслушиваясь. Но это, по моему убеждению, достоинство, свойственное индивидуальности, встреча с которой в конечном итоге приносит радость и удовлетворение.”^[5]

Эйгес пишет сжато — никакой велеречивости! — и его музыка отличается удивительной интенсивностью выражения и большим “удельным весом” каждой детали. В своем отзыве на первое напечатанное произведение Эйгеса Н. Рославец верно подметил одно обстоятельство: музыка Эйгеса трудна для исполнения; сложнейшая фактура, я бы сказал, — своеобычная манера изложения (речь идет о его фортепианном творчестве), множество “подводных камней”, подстерегающих исполнителя — всё это (и многое другое) делает его сочинения весьма сложными для освоения. Не в этом ли одна из причин того, что сочинения Эйгеса не заняли еще подобающего им места в концертной практике?

Вернемся, однако, к биографии Эйгеса. Вот, вкратце, основные этапы его дальнейшей деятельности: окончив аспирантуру при Московской консерватории, Эйгес многие годы работал в Свердловской консерватории, затем в Горьковской и, наконец, в Институте им. Гнесиных.

Надо сказать, что и в эти годы критика не забывала его. Без всяких комментариев приведу только отрывок из статьи журнала “Советская музыка” (1948 г.): “Тщательному критическому анализу подвергли свердловские композиторы новую, 10‑ю симфонию О. Эйгеса и квалифицировали ее как сочинение явно формалистическое”. В редакционной статье в газете “Уральский рабочий” (г. Свердловск) дается описание этой симфонии:

“Под видом “разрыва” с формалистическим направлением О. Эйгес в 10‑й симфонии прибегнул к маскировке идейной пустоты своей музыки нарочитой простотой изложения и использованием народных песен. Не потрудившись внимательно изучить содержание используемых народных песен, отрицая, по существу, программность, выставив подзаголовком своей симфонии “Пасторальная”, он в 10‑й симфонии даже не пытается отразить дух нашей современной жизни…”

Газета сообщает также о том, что собрание свердловских композиторов отметило: “…что и в своей педагогической работе О. Эйгес искажает линию партии в вопросах советского музыкального искусства, внушая студентам формалистические взгляды”.

Ввиду того, что “В своем заключительном слове О. Эйгес продолжал отстаивать формалистическую точку зрения, собрание сочло недопустимым в дальнейшем доверять О. Эйгесу преподавание в Уральской консерватории таких важнейших дисциплин, как анализ музыкальных форм и сочинение.”^[6]

Пожалуй, из всех сочинений Эйгеса больше всего “повезло” его 12‑й симфонии. Она была сыграна таким дирижером, как народный артист СССР Б. Э. Хайкин (с Государственным симфоническим оркестром Союза ССР), ее играли В. Б. Дударова, Ю. А. Перцев и другие дирижеры. На исполнение 12‑й симфонии Б. Э. Хайкиным откликнулся Ан. Н. Александров — в газете “Советская культура” была помещена его рецензия, под название “Глубина мысли”. Высоко оценивая музыку симфонии, Ан. Н. Александров пишет: “Она (12‑я симфония - Г. Г.) наполнена мужественной, взволнованной музыкой, близкой современному человеку и по языку, и по эмоциональному содержанию. В то же время симфония крепко связана с культурой прошлого.” И далее:

“Финал построен на превосходной теме, широко разработанной, одинаково хорошо звучащей во всех своих оркестровых превращениях. Тема эта долго затем звучала в моем воображении, и я нахожу ее большой удачей автора.”^[7]

Если продолжить слова Ан. Н. Александрова, то нужно сказать, что Эйгесу свойственно умение создавать мелодии, отличающиеся редкой красотой, благодаря которой они долго держат нас под своей властью. Назову наугад несколько примеров — это тема второй части из той же 12‑й симфонии, побочная тема 3‑й фортепианной сонаты, тема медленной части квинтета, средний раздел 9‑й фортепианной сонаты и еще многое, многое другое.

Еще одно исполнение 12‑й симфонии — п/у В. Б. Дударовой — вызвало отзыв А. А. Иконникова в журнале “Музыкальная жизнь”. Я приведу из этой рецензии слова, особенно важные в аспекте данной статьи: “Для О. Эйгеса … исполнение Двенадцатой

симфонии явилось своего рода дебютом, ибо ни одно из его симфонических произведений до настоящего времени не исполнялось в Москве в открытых концертах. Едва ли возможно в кратких заметках заниматься выяснением причин, в силу которых автор двенадцати симфоний, концертов для фортепиано, для скрипки с оркестром и ряда других крупных сочинений только впервые услышал одно из своих произведений на столичной эстраде. Надо надеяться, что руководители наших композиторских организаций примут меры к тому, чтобы подобные явления стали невозможными.”^[8]

Прибавлю к этим словам и строки Ан. Н. Александрова из приводившейся уже мною статьи — в них звучит знакомый нам мотив: “Слушая сочинения (Эйгеса - Г. Г.), — пишет Ан. Н. Александров, — … я подумал: почему эта музыка — столь редкая гостья в репертуаре наших исполнителей? Заслуженно ли это?.. Хочется надеяться, что творчество О. Эйгеса найдет путь к сердцам музыкантов и слушателей.”^[9]

Исполнители, однако, и по сей день хранят молчание. Но мы хорошо знаем из истории искусства, что ни одни только книги “имеют свою судьбу”, и что для настоящего в искусстве так или иначе приходит свой час.

Мы обладаем документом большой ценности — творчеству Эйгеса посвятил свою статью один из самых значительных советских музыкантов — С. Е. Фейнберг; это последнее, что он написал — смерть остановила его руку, и, к великому сожалению, статья осталась незаконченной. Я позволю себе процитировать эту еще неопубликованную работу. Прислушаемся к тому, что говорит С. Е. Фейнберг: “Я имел возможность последнее время близко познакомиться с творчеством О. К. Эйгеса. Многое из его сочинений привлекло мое внимание и оставило тот неизгладимый след, который свойственен впечатлениям от подлинных произведений искусства. И это свидетельствует о настоящем вдохновении большого музыканта, о самобытном, независимом отношении О. Эйгеса к искусству, характерном для пути выдающегося и оригинального художника.

Олег Константинович не молод. Он достиг уже того возраста, когда менее одаренный композитор обычно ощущает всё, созданное им, уходящим в прошлое, безвозвратно сливающимся с общим фоном, с плоскостью общепринятых стилевых наслоений. Или же — с горечью — обнаруживает он всю бесплодность прошлых попыток, крушение прежних опытов и слабость устремлений, когда‑то казавшихся дерзкими и новаторскими.

Активность, оригинальность и сила творчества О. К. Эйгеса, его самобытность и неповторимость — органичны. Они непосредственно вытекают из его особого душевного строя, из его своеобразного восприятия всех жизненных явлений, из глубокой эмоционально‑творческой направленности.

Трудно судить о сочинениях Эйгеса, руководствуясь признаком “легкости восприятия” или “доходчивости”, как это часто принято называть. Подыскивая общую характеристику творчества О. К. Эйгеса, можно сказать, что оно симфонично, т. е. оно воспринимается в широком развитии, в противопоставлениях и контрастах, в динамике многих тем и в их диалектическом претворении.

Родники, питающие искреннее и глубокое творчество, несут миру радость и пафос взволнованного претворения по‑своему воспринятых идей и жизненных впечатлений. Но нельзя судить об источнике, не сообразуясь с его дальнейшим течением.

Каждый, кто хочет и умеет последовать за логически неоспоримым движением, за мастерским развитием музыкальной мысли, всегда получит художественное удовлетворение. Его сознание обогатится новым и значительным творческим переживанием. Такова судьба всего, искренне и вдохновенно созданного вдохновением истинного музыканта, — обогащать сознание и — через искусство — стремиться объединить широкий круг слушателей — в свете живых творческих идей.” И далее: “Олег Константинович Эйгес прежде всего музыкант. Поэтому каждое мгновение его жизни преломляется в звучании. Мне редко приходилось встречать композиторов, в такой степени объятых и пронизанных стихией музыки. В своем творчестве О. Эйгес не прибегает к пояснению, к слову, к философской абстракции. Он мало уделяет внимания песне, романсу, музыке для театра. Всё, чем он живет, заключено в чистом звучании, и его музыке передано всё обширное интеллектуальное богатство. Музыка для него — мысль и чувство, и активность воли, и глубина созерцания.”

Нельзя не упомянуть хотя бы о том, что О. К. Эйгес — великолепный пианист. Лучше всего сказать об этом словами С. Е. Фейнберга — они говорят сами за себя:

“Будучи прекрасным пианистом, О. Эйгес не прибавляет к своему исполнению ничего от излишнего “артистического темперамента”, часто проистекающего из внемузыкальных источников. Он полностью чуждается тех исполнительских украшений, о которых можно сказать, что они “не от музыки сей”. Его исполнение имманентно творческому замыслу, и напряжение его игры в точности совпадает с развитием музыкальных идей.

Так играли, поскольку я помню, как бы погруженные в созерцание музыкальной мечты, такие композиторы, как Метнер и Скрябин, а может быть и Станчинский, стремившийся выявить и подчеркнуть замечательную логику своей необычайной полифонии”.

Но вернемся к Эйгесу ‑ композитору. В данной статье, может быть, имеет смысл “поставить точки над i”: по‑моему, ясно, что исполнители в большом долгу перед О. К. Эйгесом — художником, столь целеустремленно и честно идущим по своему пути, перед художником, чей вклад в советскую музыку мы еще не можем измерить.

IX - 1977 г.

вернуться к музыке О.Эйгеса

вернуться на страницу композиторов

на главную

«Волгоград – фортепиано – 2004»