записал рудольф котликов, мысли и чувства не мои, да и тело я, признаюсь, одолжил.

ПРИТЧИ

рисунок Геннадия Новожилова

Рассказики о палачах

Академия

     из чулочного

     из операционно-столового

     из каблучного

     из болевого

     из плачевого

     из бельевого

Эсхатологические этюды

Притчи

Афоризмы

     Привычка, или потребность странствий привела меня в области незнакомые, совсем чужие, где земля казалась иной планетой, рожденной кошмаром снов. Возможно, там прошла война, или несколько войн, а скорее был перерыв между.

     Я шел по дороге, по краям которой росли редкие кустарники, в них неловко прятались черви, напоминающие больших змей. Иногда попадались поселяне в домотканной одежде. Видя меня, они проявляли некоторое любопытство, но не могли удовлетворить, так как не имели ртов, на плоскости лиц лишь слегка обозначались щелочки глаз. Незаметно я попал в пещеру, освещенную факелами, бросающими неясные блики на скользкие стены. Очевидно, было собрание, оратор говорил, возбужденно жестикулируя, но звука голоса не было слышно. Только я собрался спросить, где я нахожусь, как они изменились внешне и исчезли. Среди разбросанных камней, где-то на пути, я заметил людей, обычных людей, таких же, как и я. Они сидели, лежали, беседовали, кипятили чайники. Я подсел к ним.

     – Военнопленные? – Они кивнули.

     – Как там? – спрашивали они, и, не дожидаясь ответа, засыпали. Их безразличие не затронуло меня, я начинал сознавать, что звенья между нами разорваны, а может, их никогда и не было. Я двигался вперед или назад, что в сущности одно, на моем пути попадались различные части, из чего состоят люди. Они медленно всасывались, громко хлюпая и чавкая.

     Влага.

     В голове стучало, и рос страх непознаваемого. Под ногами заметил темный предмет, это была голова моего соседа, который ушел и не вернулся. Увидя меня, голова дернулась и исчезла. Идти было трудно, ноги увязали в гниющей мякоти дороги.

     Скоро я потерял руку, случайно опершись о выступ стены. Она вошла в глубь стены, в ее пористую упругость, и я тщетно пытался забрать ее назад, но чуть сам не ушел. Стена дышала и сочилась, сомкнувшись над моей рукой. Я молча простился с правой рукой.

     Наконец, стенной ужас окончился и впереди засиял свет зеленого моря травы. Бодрыми шагами я обнимал поле и весело насвистывал, глядя на парящих птиц.

     Я долго шел по бесконечности трав, и надо было подумать о ночлеге. Я вырыл пещерку, натаскал туда веток, веря, что есть человек, значит, есть жизнь. Но обратная сторона этой мысли предательски высветилась, где есть человек, там нет жизни. Я видел вокруг многочисленные норки, где прятались люди друг от друга и от себя. Встречая их, я пытался объясниться, словами или знаками, но они быстро прятались в свои норки, едва завидя меня.

     Однажды мне удалось поймать одного, он щебетал и верещал высоким птичьим голосом, и так трепетал в моих руках, что я боялся, не развалится ли он. Волосы на его спине стояли, как солдаты в карауле. Я осторожно опустил его, и он опрометью бросился к своей норке.

     – А ведь сосед, – подумал я и досадливо махнул рукой.

     Еды здесь было вдоволь: всякая там зелень, коренья, земляные жирные черви водились в изобилии, да множество жучков и личинок. Соорудив капкан, я поймал несколько самок. Для начала пришлось привязать их в моей норке на расстоянии друг от друга, чтоб не попортили себя. Постепенно я приучал моих самок, особенно во время кормежки, тогда я осторожно трогал их и ласково говорил с ними. В эти минуты я был счастлив и прижимал уши от удовольствия. Самки потихоньку приручались. Скоро я сам почувствовал безотчетный страх перед соседями-чужаками, которые так же боялись меня.

     Теперь, прежде чем выйти из норки, я внимательно обозревал вокруг. Как-то раз, собирая корешки у небольшого болотца к праздничному ужину, я услышал пение. Вздрогнул, совсем далекое пригрезилось мне.

     Я с трудом поднялся на обе ноги, отвык уже, и поднялся во весь рост. Группа людей приближалась, они шли по краю овражка, держась за руки, и пели.

     Испуг прошел, и проснувшаяся память рассеяла остатки страха. Я побежал навстречу, протягивая руки. Память прояснялась четче, и картина моей юности пронзила вспыхнувшие эмоции. Это были дети, они шли в паутине солнечных лучей, рука в руке и с песней. С трудом сдерживая волнение, я бежал рядом с ними, но они не видели меня. Я громко кричал о своем безлюдье, но они не слышали меня. В отчаянии я забежал вперед и стал на их пути, но не прервалась песня, и рука в руке они прошли сквозь. Они не видели. Я опустился на траву и сказал:

     – Это я, я есть человек?

на главную