записал рудольф котликов, мысли и чувства не мои, да и тело я, признаюсь, одолжил.

ПРИТЧИ

рисунок Геннадия Новожилова

Рассказики о палачах

Академия

     из чулочного

     из операционно-столового

     из каблучного

     из болевого

     из плачевого

     из бельевого

Эсхатологические этюды

Притчи

Афоризмы

     Я громко смеялся от скучной скучности жизни. Жизнь примеряла белое подвенечное платье дня и распускала черные косы ночи. Я потерял друга. Сначала он приходил и уходил, затем следы. На губах, пальцах ног, на стене уборной (уберите детей!) cледы. Столовая, тетя, губы, жир. Прачечная, баня… запах.

     Неизбежность, завяжи-ка мне глаза, но пусть тряпка окажется прозрачной!

     Здесь стоял густой застоявшийся запах. Казалось, он ощупывает мое лицо, так весомо он касался меня. Я пытался открыть окно, но рама застонала и не шелохнулась. При ближайшем рассмотрении ока­залось, что окно нарисовано для декорации. Я старался меньше двигаться, тогда не требовалось глубоко дышать, однако ощупью и глазами искал выход. Возможно, пока я спал или лежал в беспамятстве, меня заточили в одиночку. На стене заметил марширующих солдат, они медленно двигались мимо и, как будто лежа, вроде их кто-то невидимый мне тащил волоком. Они казались единым телом, голова сливалась с ногами впереди ползущего. Тем не менее, я попытался задержать замыкающего, он выдавил из себя с трудом какие-то буквы или слова, но они тут же громко лопались, и я не успевал схватить ответ. Запах смял мои размышления и поселился в моем созна­нии. Я открыл рот и с трудом вытолкал короткое и до боли знакомое слово:

     – СПАСИТЕ.

     Буквы, составляющие это слово, скользнули с моих губ вниз и растаяли. Я пытался задержать их в памяти, но не получалось.

     Натуживание от мыслей постоянно требовало притока свежего воздуха, а где его… я открыл ворота внутреннего и выгнал мысли, как докучливых постояльцев. Теперь я легко полз по следам замыкающего. И если радость могла бы питать светом мое сознание, я был бы вполне счастлив и доволен, но сознание металось, словно птица, подбитая из рогатки будней. Все же я громко смеялся, и смех бился о стены моего пути и cоскальзывал на пол. Запах исчез, может, свет съел его, свет, который красиво рисовал виды на стене и почти настоящих ползущих солдат. Хотя они вдруг oбъединились в толпу, внимательно и вдумчиво рассматривающую меня. Они даже пытались расшевелить меня тонкими тросточками и веточками, может, своих рук. И это любопытство могло бы радовать меня, если бы я смог соскочить со стены обратно на голый пол одиночки.

на главную