записал рудольф котликов, мысли и чувства не мои, да и тело я, признаюсь, одолжил. |
||||
|
||||
рисунок Геннадия Новожилова |
||||
Стена |
||||
Академия
|
|
|||
Похоже, это была нескончаемая стена. Никто точно не знал ее протяженности во времени и пространстве. Она легко могла вдохновить поэта, музыканта, живописца не только глубоким смыслом внутреннего, но и удивительным разнообразием красок своей облупленности. Вдоль всей длины стены выстроились бесконечной вереницей люди. Все стояли лицом к стене, ожидали Расстрела. Никому не разрешалось сходить с места, и только в короткий отпуск люди разминали суставы и двигались. Плюгавый человечек, одетый не по росту в широкий пиджак и брюки, заправленные в носки, пытался вырвать из немоты своего солидного пожилого соседа в нижнем белье и калошах на босу ногу: – Чего повидать-то успел в отпуске, ведь только вернулся, еще не позабыл? – Да ничего не видал, – махнул рукой сосед, – прошел вдоль очереди, поглядел на людей, вот и весь отпуск. – Ну, а я, – похвастался Плюгавый, – пока ты отпуск гулял, на свадьбе успел побывать, второй сосед слева женился на гражданке пятой справа, они долго готовились. – К чему все это? – проговорил Солидный. – Расстрел, говорят уже не за горами, скоро и к нам пожалует, а люди все жить торопятся. Среди жалоб, причитаний, смеха и дискуссий, порхали, словно бабочки, детские голоса. Их веселье гнало грусть и меланхолию, даже старая стена розовела, будто от восходящего солнца. – Слышь, сосед, – загнусавил Плюгавый, – кто его знает, Расстрел-то по командировкам мается, когда до нас доберется, а может, позабудет за временем? – Чепуха! – забасил Солидный, – он-то не пройдет мимо. – Вот именно, не пройдет! – закивали в рядах. Грусть забила дымным крылом по глазам Плюгавого, грусть всосалась в его продрогшее сердце, едва прикрытое незащищенным телом. Невдалеке он заметил старую, совсем голую женщину, синеватые ее телеса бросали на стену бегущие отражения. – Слышь, старая, – затянул Плюгавый: – Не пора ли соседа навестить, меня значит, а то вокруг одни мужики, а мне бы женской ласкости хоть кусочек. – Погоди, отпуск скоро, вот и навещу, не жалко. Волнуясь и трепеща, ждал Плюгавый ее отпуск. Он хвалился Солидному: – Она… она для меня все… она… я пою, слышишь, пою! И из глаз его лилась музыка слез. Добрая улыбка стерла величавость Солидного. Соседи, кто ближе, уже начали чиститься и чесаться, готовясь к очередной свадьбе. Но радость Плюгавого сморщилась и скатилась на землю, словно тряпка. Старая пыталась добраться до него, но, сделав несколько шагов навстречу, исчерпала отпускное время, она осталась на полпути, втиснувшись между молодой парой. – Укрепись! – все утешали Плюгавого, – в следующий отпуск она обязательно дойдет! Плюгавый приободрился, ведь если очень постараться, то можно протянуть навстречу руки и почти, ну совсем почти коснуться друг друга. Добрые соседи услужливо и охотно помогали передавать касания и даже поцелуи с объятиями. Так как старая стояла между молодоженами, то и они в свою очередь пользовались ее услугами для передачи друг другу нежных объятий. Старая млела в восторге, от передач этих она молодела, синие ее щеки розовели закатом, а дряблое тело наливалось соками. Да и Плюгавому доставалось сполна, он даже жаловался: – Ты что, сосед, чересчур хватил, она прислала мне только два поцелуя, – отмахивался Плюгавый от соседа. А где-то вдалеке, но все отчетливее слышался тяжелый шаг Расстрела, и древняя стена отражала растущее эхо Его шагов. |
||||
|
||||
на страницу биографии | ||||